В Париж на поминки. Назим Зейналлы

Глядя на ваш жёлтый цвет лица и шутки, желчи у вас в переизбытке. А мамы в детстве, наверное, говорили, что надо быть добрыми.

      − Нет, не говорили, нас, как и тебя, учила жизнь, − подняв стакан, голосом, полного сарказма, признался я.

      Фуад выпил и, с трудом подавляя зевоту, сказал:

      − Хотя, может и говорили, − затем, подумав, добавил, − но это было так давно, что мы успели всё забыть.

      В действительности так и было. В квартале нас было несколько одногодков. Фуад был младше нас на пять лет, но его пустили в свой круг только потому, что использовали в корыстных целях. Ребёнком роста он был невысокого, но как только дорос до дворового бильярдного стола, целыми днями только и делал, что гонял шары. От бильярда его нельзя было оторвать, и детство его так и прошло у кромки бильярдного стола, а сильный мягкий удар кистью поражал всех. Одинаково хорошо играл не только в “пирамиду”, но и в “карамболь” и “снукер”. Корысть была в том, что мы его водили с собой в бильярдную Парка офицеров, и он на деньги играл с советскими офицерами. На эти деньги мы гуляли несколько дней. Конечно, уже без Фуада, ему доставалось только на мороженое и сироп. Всё это продолжалось не один год, пока он не перерос нас и с ним остерегались играть даже пьяные офицеры. На смену пришло новое увлечение, если это можно так назвать − воровство. Так, ничего особенного, по мелочам из озорства, для выброса адреналина и куража. Брались настоящие чеки из магазинов и приписывались цифры. Особенно хорошо получались у Фуада нули. Рисовал одним движением руки. Так выяснилось, что у него есть талант к рисованию. В конце концов Фуад увлёкся рисованием, бильярд и прочие удовольствия для души отошли на второй план, а он был принят в наш круг равным. Его мать была нашей учительницей в школе, и только благодаря ей мы добрались до выпускного вечера. Наконец мы начали взрослеть, и все соседи облегчённо вздохнули.

      По дороге на Пятницкой мы попросили остановить, не доезжая Софийской набережной, сказав, что хотим пройтись по ночной Москве. На самом деле хотелось есть, в последний раз это было в Баку, если не считать маслин и орешков и того чем нас угостили в самолёте. Зашли в первое же заведени. Подали спагетти с анчоусовым соусом, от красного вина мы отказались. Принесли немецкое пиво в литровых бокалах. Позвонили в Баку Сафе, ситуацию объяснили и получили добро. Жене сказал, что рыба пока не клюёт, и мы немного задержимся. Заказали ещё купаты, маленькую бутылочку водки и расслабились. Завтра надо было рано вставать, поэтому сидели мы не больше двух часов. Москворецкая набережная вся, как и прежде, светилась огнями. Слева, там где кончались стены Кремля, вдали виднелись золотые купала нового собора. По дороге мы обменялись впечатлениями о разговоре с Максудом и поняли, что возвращаться ни с чем было нельзя.

      − Надеемся, завтра что-нибудь прояснится, а оттуда прямым ходом домой,− подвёл я итог.

      Утром нас разбудил телефонный звонок Максуда.

      − Вы готовы?

      − Почти, осталось только встать, помыться, одеться и всё прочее. Мы ещё в постели, −тихо сказал я, взяв мобильный с прикроватной