Полуулыбка-полуплач (Федор Рокотов – Александра Струйская). Елена Арсеньева

для сего имелась. Тот же князь Долгорукий однажды рассказывал:

      – Явился я как-то к нашему пииту с товарищем, и читал Струйский нам свое новое произведение. Читал с восторгом и жаром, и таково был талантом своим собственным восхищен, что схватил внезапно моего товарища за ляжку и так больно, что тот вздрогнул и закричал, а Струйский, не внемля ничему, продолжал чтение свое, как человек в исступлении…

      Не хотелось бы испытать сего удовольствия от гостеприимного хозяина!

      – Все обращение его, впрочем, было дико, странно, – добавил тогда Долгорукий, и Рокотов это вспомнил, потому что и сейчас Струйский был дик и странен. И голос его звучал с этаким лесным завыванием:

      Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,

      Давно б внутрь сердце он тебе сей храм построил,

      И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.

      Достойна ты себя, Сапфира!.. и небес.

      Почтить твои красы, как смертный, я немею,

      Теряюсь я в тебе… тобой я пламенею.

      Перевел дух и спросил с нескрываемым восторгом:

      – А, Рокотов? Каково!

      – Блистательно, сударь, – подавив скрип зубовный, кивнул живописец, давно уже усвоивший, что сие слово более всего по нраву творцу-стихоплету, ибо сам он считал вирши свои именно блистательными и мнения иного просто не воспринимал. – Как и все, что принадлежит перу вашему и вдохновлено музою вашею. На сем Парнасе нет вам равных!

      На сем Парнасе, ежели иметь в виду кабинет, и впрямь не было равных хозяину, так что Рокотов не брал на душу греха лжи. Да, впрочем, его сейчас сие волновало столь же мало, как судьба прошлогоднего снега.

      – Позволительно ли мне будет осведомиться о здравии уважаемой Александры Петровны и выразить ей свое почтение? – поспешно спросил Рокотов, норовя успеть, прежде чем Струйский разразится очередной поэзою, – и обмер, увидев, как исказилось лицо вдохновенного пиита.

      – Милостивый бог… Саш… Александра Петровна… она… храни ее Господь, она не больна?! – невольно воскликнул Рокотов и стиснул кулаки, досадуя, что выдал себя, что не смог скрыть муку, прозвучавшую в голове.

      Примечания

      1

      Стомах по-гречески желудок.