Страсти в загробном мире и наяву. Знамение. Дмитрий Семенов

знаешь, что на поэта выучиться невозможно. Поэзия является тайной. Чем больше познаешь мир, тем больше видишь в нем поэзии. Вот я и решил познавать мир, для того, чтобы стать настоящим поэтом, а не книжным. Я на себе испытал, что такое настоящий шторм, идя в Стамбул можно сказать на прогулочном катере. Знаю, что такое катамаран, какая в нем ощущается качка – очень неприятная. Мы с сыном, когда шли в Стамбул не сориентировались и не взяли с собой надувных матрасов, пришлось спать прямо на палубе без подстилок, так как их у нас тоже не оказалось. Сидеть на стульях очень неприятно, то тебя от качки поднимает вверх, то резко опускает вниз. Вот и летаешь как на качелях туда-сюда. Но не мне тебе рассказывать, ты сам имеешь большой опыт.

      Володя улыбнулся, потом смутившись, тихо сказал:

      – Я, Алексей Иванович, сам боюсь такой погоды. Шторм он и есть шторм. Штука неприятная.

      – Да, миленький, катамаран – куда ни шло, а все-таки лучше, по сравнению с прогулочным катером. Катамаран хоть сверху не заливает водой и не бьет волна по надстройке, как кувалдой. Лежишь на матраце, на полу и думаешь: выбьет волна переднюю переборку и поплывут наши матрацы по палубе, с которой были сняты сидения для проведения дискотеки летом, а зимой для доставки челноков в Стамбул и обратно. Одним словом, романтика. Поэт должен быть романтиком. Все, миленький ты мой, хорошо. Мне очень нравится такая жизнь. Сплошной адреналин – так сейчас стало модно выражаться. Адреналин, да еще и с кровью.

      Володя растерянно взглянул на Алексея.

      – Как с кровью?! – испуганно спросил он.

      Алексей улыбнулся и спокойно сказал:

      – Да, Володенька, с кровью. Потому что мы с сыном на берегу съели по два обеда, перед тем как идти на посадку. Думали, что нас не будут кормить до самого Стамбула. Мол, наедимся и перетерпим, обойдемся без горячей еды. Было холодно, шел снег, дул пронизывающий ветер. А когда человек сытый, то он не так мерзнет. Сынок мой ничего, сладил с собой во время шторма, а меня вывернуло всего наизнанку. В довершении всего из носа хлынула кровь. Девушка, сидевшая на матраце у противоположного борта, так испугалась, что глаза ее в тот момент выражали неестественный ужас. И все-таки я пришел в себя. Сын помог мне привести в порядок свое законное место на полу, так сказать, на палубе нашего кораблика. Двигались мы по палубе с приплясом. Иногда, когда припляс не удавался, чтобы не рухнуть на своего попутчика, лежащего на матраце, упирались ладонями в потолок. А когда и это не удавалось, то старались скорректировать свое падение, чтобы не придавить человека. Но, всякое бывало. Иногда и придавливали. Извинившись, ползком добирались до своего матраца. Нас ведь на палубе располагалось сорок с лишним человек, да еще из кают все пришли к нам, потому что в каютах была сплошная сырость, не работало отопление. Ох и весело было нам. Шутки сыпались со всех сторон. Шторм породнил нас. На всю жизнь остались впечатления от этого кораблика, идущего в бушующем море к своей цели.

      Володя, улыбнувшись,