Разбитое сердце. Барбара Картленд

сюда и садитесь, – попросил он. – Нельзя же убегать подобным образом. Я расскажу вам то, что вы хотите знать. Если вы в самом деле испытываете желание остаться и увидеть все своими глазами, вам лучше знать все.

      Он говорил недовольным тоном, но я ощущала свою победу. Впрочем, я не стала обнаруживать свою радость, а вернулась к только что оставленному мной креслу.

      – Итак? – проговорила я, усевшись.

      Я посмотрела прямо в глаза Флактону и увидела на его лице смятение, скорее подобающее школьнику, явившемуся сдавать экзамен, но не знающему билета. Не имея сил сдержать себя, я улыбнулась.

      Глядя на меня, он ответил улыбкой.

      – Вы – весьма неожиданная особа, – проговорил он.

      – Вероятно, вам нечасто приходилось встречаться с канадцами?

      – Нет, конечно… и неужели все они похожи на вас?

      Мне пришлось усмехнуться, чтобы он не счел меня занудой.

      – Некоторые из них еще хуже меня.

      – Неудивительно, что нам пришлось дать вашей стране независимость, – парировал он, и я рассмеялась, на этот раз совершенно искренне.

      – Лучше давайте сотрудничать, мистер Флактон. Ваша помощь будет нужна мне, и я хотела бы располагать ею на добровольной основе.

      – Вот что, мисс Макдональд, – сказал он, наклоняясь вперед. – Вы не понимаете меня. Ради вашего дяди я готов сделать все возможное, однако я полагаю, что в подобной ситуации он рекомендовал бы отправить вас домой.

      Я снова рассмеялась, на сей раз с ноткой пренебрежения.

      – Сколько я себя помню, дядя Эдвард был моим любимым родственником, – ответила я. – Я всегда восхищалась им, я всегда любила его, но ни разу в жизни не слышала, чтобы он разделял общепринятую точку зрения. Насколько я знаю дядю, он сказал бы: «Мела, оставайся здесь, что бы тебе ни говорили. Если тебе кажется, что ты можешь принести пользу – действуй».

      – Вы и в самом деле считаете, что он так бы и сказал?

      – Я не сомневаюсь в этом, если только превращение его в министра не сделало его собственной противоположностью.

      Питер Флактон покачал головой.

      – Он не изменился. Остался таким же человечным, таким же понимающим и таким же непреклонным в своих принципах и поступках. Быть может, именно поэтому его и убили.

      – Что дает вам основания так говорить?

      – Я намереваюсь сообщить вам всю правду. Возможно, это неосмотрительно с моей стороны и я совершаю ошибку, но вы сумели убедить меня в том, что ваш дядя хотел бы, чтобы вы знали ее.

      – Это уже интересно, – проговорила я, пододвигая свое кресло поближе к его столу.

      – Когда вашего дядю назначили министром пропаганды, – начал Питер Флактон, – он не только реорганизовал рассылку новостей из нашей страны, но также ввел собственную систему получения нами новостей. Я имею в виду не только официальную международную информацию, но и ту, что поступает к нам по иным каналам из самой Германии и из оккупированных стран.

      Сделав небольшую паузу, он продолжил:

      – Его