Бонд, мисс Бонд!. Елена Логунова

Марковна, вы спите? Ау! Алло! Э-ге-ге!

      С замирающим сердцем Люсинда на цыпочках подкралась к столу и слабо потрясла костлявое плечико в старом, замахрившемся от затяжек, трикотажном жакете.

      Если бы сейчас старуха подняла голову и гневно рявкнула: «Вы с ума сошли, Людмилексанна?!» – Люсинда испытала бы чувство огромного облегчения.

      Но Жанна Марковна даже не шелохнулась.

      Дрожащими пальцами Люсинда пощупала сухое пятнистое запястье и не нашла там никакого пульса.

      – Жанночка Марковочна, вы что, умерли? – плаксиво уточнила она очевидное.

      А взгляд ее уже прилип к бумажке, зажатой в морщинистом кулаке.

      – Не может быть! – вмиг передумав рыдать и преисполнившись нездорового энтузиазма, вскричала Люсинда, узрев каракули на клетчатом листке.

      С бесцеремонностью, которую оправдывало только вполне понятное равнодушие к происходящему бездыханной ЖМ, она выхватила помятую бумажку и ринулась к двери.

      – Девочки!

      Люсинда ворвалась в учительскую.

      – Да, Людочка? – первым с подкупающей готовностью отозвался на «девочек» расслабленный чаем с пирожными пожилой преподаватель ОБЖ Александр Аркадьевич.

      Люсинда развернулась на голос и доложила:

      – Санаркадьич, Жанна Марковна умерла!

      – Как умерла, где умерла, почему умерла?! – заволновался ответственный за внутришкольную безопасность.

      – У себя, в «пытошной». Отчего – не знаю, но она упала на стол и лежит, не дышит.

      Санаркадьич охлопал себя по бокам и выбежал вон, озабоченно вытянув шею и издавая клокочущие горловые звуки, как дикий гусь на взлете.

      С грохотом отодвинув столик, дружно, как в спринте, сорвались с дивана почтенные физкультурники, Наталья Анатольевна и Борис Борисович.

      Оля с Ксюшей тоже вскочили, но Люсинда посмотрела на них долгим взглядом практикующего гипнотизера и внушительно покачала головой.

      – Что? – оробела Ксюша.

      – Сидите, там без нас разберутся, – сказала Люсинда. – Кстати, Оль, твой Овчинников опять в сортире курит. Нет, сиди! Парня ЖМ вызывала, но теперь уже точно его не примет. – Она с размаху припечатала к столешнице помятую бумажку из кулака покойницы: – Вот! Видите? Я говорила, говорила, что это «черная метка», а вы мне не верили!

      – Во-первых, если это и метка, то не черная, а красная, – рассудительно поправила нетерпимая к ошибкам Ольга Павловна. – А во вторых, откуда у тебя сей манускрипт?

      – Из рук усопшей! – пугающе тараща глаза, многозначительно сообщила Люсинда.

      Щеки ее расцвели румянцем, ресницы трепетали, грудь вздымалась – красота, да и только!

      – То есть? – напряглась Ксюша.

      – То есть эта самая бумажка была в кулаке у мертвой Жанны Марковны, – объяснила ей сияющая Люсинда и преувеличенно заботливо направила собеседниц к дивану. – А вы, девочки, присядьте, присядьте, вам о себе позаботиться нужно, не ровен час…

      – Люська! – взвизгнула Ксюша.

      – Ты на что намекаешь? –