Две половинки. Татьяна Алюшина

Станислава! – вспомнив, что надо говорить, поздоровался Больших.

      – Здравствуйте! – улыбалась она.

      Черт! Не надо так улыбаться!

      Он старый, осознанно одинокий, битый-перебитый, замызганный волчара, и ему не должны ТАК улыбаться девушки! Как давно потерянному любимому, которого и не чаяли встретить, а вот, увиделись, как герою девичьих грез, как самому…

      Черт!

      Это следовало запретить законом!

      Она такая миниатюрная, не субтильная и тоненькая, а вполне даже при формах: и грудь, и попка, и талия между ними, узенькие ладошки, узенькие маленькие ступни босых ног, шлепающих по плиткам кухонного кафеля, стильная стрижка с косой челкой. И как это у них там называется? Ну, такие прямые, как рваные пряди, не достающие до ключиц, которые девушка постоянно заправляет за маленькое розовое ушко, чуть склонив голову к плечу. И гречишного меда, переливающиеся смешинками, задорные глаза.

      «Сколько ей лет?» – вдруг отчетливо, с намеком на туманную перспективу, подумал Степан.

      И тут же оборвал себя, обругав почем зря.

      Господи, о чем он думает! Ему нельзя думать о ней с какой-либо там перспективой, ему вообще о ней думать нельзя! И разглядывать ее, и замирать чем-то мужским в животе, и холодеть, чувствуя бегущие по позвоночнику мурашки от гречишно-медовых глаз, розового маленького ушка, женственного наклона головы, умопомрачительных прядей волос, тонких пальчиков с ногтями, похожими на миндальные орешки!

      «Совсем ополоумел! Ты что?! – рявкнул на себя Степан. – «Запретная зона»! Эта девушка не «позвоню-увидимся»! Ничего легкого с такими не проходит! Барышня Станислава из разряда тех, в которых вдряпываются с потрохами и окончательно! Остынь! У тебя есть Вера, спокойная, налаженная жизнь! Куда ты полез?!»

      – Я позвонила в больницу! – радостно оповестил объект, будоражащий нечто в глубинах мужских инстинктов господина Больших, перепугавших хозяина не на шутку. – Состояние стабильное, изменений нет!

      – Что и следовало ожидать, – поддержал светскость предложенной беседы Степан.

      – Живой, уже хорошо! А изменения к лучшему будут обязательно! – жахнула оптимизмом Стаська.

      – Будем надеяться, – выказал осторожность гораздо более сведущий доктор Больших и чинно спросил, указывая на высокий стул у барной стойки, завершающей длинную столешницу. – Вы разрешите?

      – Да бросьте вы «паркет» этот, Степан Сергеевич! Что вы, ей-богу!

      – Ладно. Брошу, – согласился Больших, устраиваясь на стуле. – Вам чем-нибудь помочь?

      – Да. Скажите, что вы не едите? Принципиально или по каким-то другим причинам?

      – Я ем все, чем откровенно горжусь.

      – Повод, согласна! – похвалила Стаська. – Да, как ваше самочувствие? Выспались?

      – Более чем. А сколько я спал?

      – Двадцать часов. Или около того.

      – Тогда выспался, – улыбнулся он. – Спасибо вам, Станислава.

      Стаська улыбалась, посматривала на него, стараясь делать это незаметнее, накрывала стол на