Забытое королевство. Петр Гуляр

и всегда сетовала, что ей с детьми приходится жить впроголодь. Все, что можно было в доме продать, он уже продал. Придя в контору далеко за полдень, после долгой утренней трубки королевич Му с большим энтузиазмом брался за работу. Не было такой задачи, которая оказалась бы ему не по силам. Он был одним из наиболее образованных и интеллектуально развитых представителей народа наси, каких я встречал в своей жизни. Историю и положение дел в Лицзяне он изучил как мало кто другой. В китайской истории и государственных делах он был настоящим знатоком и умел блестяще поддержать беседу. Это был прекрасно воспитанный, светский, обаятельный аристократ, но когда его охватывала жажда опиума, он забывал все правила и приличия.

      Поблизости от королевской резиденции Му располагалось множество особняков местных богачей – со всех сторон их окружали текущие ручьи, а со стен свешивались цветущие розы. Дома были двухэтажные, с четырьмя либо шестью флигелями. Все деревянные детали были покрыты темно-красным или бордовым лаком, а искусная резьба – позолотой или серебром. Во двориках, выложенных тесаным камнем, в изобилии цвели цветы и кустарники. Наси обожали цветы – по улицам они всегда ходили с цветком или букетом. Они сажали у домов и вдоль дорог розы, георгины и канны и постоянно охотились за новыми видами цветов. Я выписывал семена цветов и овощей из Америки, так что мой дворик был усажен растениями всех оттенков радуги. У меня постоянно просили то отросток, то цветок. Иногда толпа гостей растаскивала мой садик подчистую. Обычно я не возражал, но когда кто-то выкопал и унес инкарвилию и черный аконит, привезенные мной со Снежной гряды, я очень рассердился. Ничего экзотического в них не было – чтобы их добыть, надо было просто не полениться дойти до гор, где таких цветов росли тысячи. Я потом не раз задумывался о том, зачем украли черный аконит: быть может, для поспешно спланированного убийства или самоубийства? Цветы в горшках – например цинерария и кальцеолярия – вызывали восхищение и очень ценились. Однажды я подарил кальцеолярию в горшке своей подруге мадам Ли, хозяйке лучшей винной лавки на Главной улице. Она выставила горшок на прилавке, и каждый день цветком любовались толпы восхищенных прохожих; женщины быстро окрестили его “мужское богатство”. Особенно почитались пионы. Существовали особые сады, где можно было увидеть цветущие пионы во всей их красе – огромные цветки до поры до времени защищали тонкой бумагой, а когда большинство из них распускалось, хозяин сада устраивал в честь этого события вечеринку.

      Город кончался внезапно – зеленые поля, которые там и сям пересекали ручьи, начинались сразу же за высокими домами. Трущоб в Лицзяне не было. Здесь не существовало кварталов, населенных преимущественно беднотой. Местные улицы не знали кое-как сколоченных одноэтажных домиков и хибар, сложенных из керосиновых бочек, тюков соломы или ящиков; не было в городе и “нехороших”, грязных или немощеных улиц. В Лицзяне не было, как в Лондоне, разделения