Благими намерениями. Алексей Замковой

Это на востоке Германии. А потом, в тридцать шестом году, когда жить там совсем невозможно стало, переехал в Прагу. Когда и туда нацисты пришли – снова перебрался. Сначала в Варшаву, а оттуда – в Ровно. А с тридцать девятого года в Гоще живу…

      – Значит, немецкий знаешь? – оживился я.

      – Так, па… товарищ, – кивнул Генрих, – знаю. А еще знаю чешский, польский, украинский и русский языки.

      – Чем ты занимался до войны? И почему из Ровно в Гощу перебрался?

      – Магазин у меня был. Торговал всякой хозяйственной мелочью. И в Дрездене, и в Праге, и в Варшаве, и в Ровно магазин держал. А потом, когда Советы пришли… – На этих словах Генрих как-то опасливо на меня глянул и втянул голову в плечи. – В общем, ваши ж не приветствовали коммерцию. И дом у меня забрали. Пришлось в Гощу переселиться. А куда еще идти было? Вся Европа под нацистами… А там в школу учителем устроился. Так и жил, пока и сюда они не добрались.

      – А почему на восток, за нашими, не ушел?

      – Не успел, – снова понурился Генрих. – Все не верил, шо гитлеровцев аж сюда пустят. А потом уже поздно было…

      – Хорошо. Продолжай.

      – А шо продолжать? Собрали они евреев в Гоще и по окрестным селам и заставили работать.

      – Почему вас мало так? – спросил я. – Всего четыре человека на лесопилку? Или евреев больше не набралось?

      – Как не набралось? Кто годный для такой работы был – больше десятка набрали. Только не одна ж эта лесопилка в округе. Вот и раскидали нас. Мы ж вместо тягловой скотины на той лесопилке были. Нам даже топоры не доверили. Лес валили мужики с хуторов – не знаю, вольные или их тоже заставили, потом мы вчетвером бревна тащили к лесопилке, а тут уже другие с ними работали. А на ночь нас в сарае запирали…

      – Понятно. Ян, иди сюда! – Когда Ян подошел, я спросил: – Что про Генриха рассказать можешь?

      – Та Генриха я уже давно знаю, – сразу ответил Ян. – Он через улицу от меня жил. Правду говорит – учителем у нас в школе был.

      – А об остальных что скажешь? – снова повернулся я к Генриху.

      – Филипп Гроссман из Тереньтево. Это тот, который справа сидит, – начал заочно знакомить меня со своими товарищами Генрих. – Он до войны держал скобяную лавку. Алик Мец, который посередине, – из Виткова. У него там шинок был…

      – То тот Мец, шо на ярмарку в Ровно горилку продавал за поляков? – вклинился Ян и, дождавшись утвердительного кивка, добавил: – Знаю такого.

      – А третий – Семен Зельц. Говорит, со Львова отступал вместе с Советами, да не успел. Прятался на хуторе каком-то, пока его полицейские не нашли.

      – Расскажи об этом Зельце подробнее, – попросил я.

      – Та я его увидел, только когда нас в Гоще согнали всех. А так… Работал, как и все. И били его, как всех. Говорил еще, жену у него бомбой во Львове убило.

      Итак, что мы имеем? Есть Генрих, уроженец Германии, за которого мог поручиться Ян. Если он согласится присоединиться к отряду – его знание языков открывает новые, интересные перспективы. Еще двоих Генрих знал до войны. Плюс одного из них знает Ян. Остаются