Таймырский Эрмитаж. Владимир Усольцев

одну банкноту.

      – Этого Дудинского я хорошо запомнил. Это большой авторитет.

      – Что? Этот лох авторитет?

      – Точно! Тут было несколько братков международного уровня, и они перед ним на цырлах ходили.

      – Что-то я не секу, тут что, сходка была или этот, как его, сим-по-зи-ум?

      – Так одно другому не мешает, а наоборот, крыша солидная.

      – А ты как просёк, что это братва?

      – Да я своими ушами слышал, как они друг друга братьями называли и от остальной шушеры сторонились.

      Колян снова был обескуражен. А вдруг этот лох вовсе не лох?

      – И это всё?

      – Да нет, иностранная братва ему какую-то помощь обещала. Мол, де, ты давай, действуй, а за нами дескать не заржавеет.

      – Действуй? А что, что он мастырить намылился?

      – Да какую-то станцию для опытов собирается открывать. Больше я, правда, не расслышал. Они, как усекли, что я недалеко стою и слышу, сразу замолкли и шасть в сторонку.

      – И что, они на русском говорили?

      – Какой там! На английском.

      – Так этот Дудинский и на английском волокёт?

      – Как англичанин.

      – А ты что, по-ихнему тоже балакаешь?

      – Так работа такая, без хорошего английского на это место не попасть.

      – Слышь, а те, с кем он тут перетирал, в этом списке есть?

      – Есть, – и портье снова показал пальцами, что и эта информация стоит отдельной платы. Колян нехотя сунул ему третью банкноту.

      – Вот этот немец, так… вот этот чех и вот этот американец.

      – А о них что-нибудь знаешь?

      – Да нет. Гости как гости.

      Портье с трудом сдержал желание наплести этому бандюку какие-нибудь небылицы и содрать с него ещё деньжат – такое враньё могло бы ему дорого обойтись.

* * *

      Самолёт Коляна улетал на следующий день, и Колян, остановившись в этой же гостинице, решил гульнуть. На набережной он снял приглянувшуюся молоденькую брюнетку и оттянулся так, что решил остаться в Иркутске ещё на день – не лететь же в такую даль с дикого бодуна.

      А портье в этот же вечер беседовал с неутомимым в своём любопытстве Семёном Борисовичем. Поскольку ничего интересного для Семёна Борисовича за последние дни в гостинице не происходило, портье рассказал ему о беседе с Коляном, постаравшись придать ей хоть какую-нибудь значимость. Разумеется, о трёх тысячах настрелянных рублей портье умолчал.

      – Семён Борисович, помните, вы просили выявлять признаки… Ну, в общем, про нелегальную пересадку органов?

      – Ну, помню…

      – А как я вам о международной братве с симпозиума рассказывал, помните?

      – Конечно помню, это же недавно было.

      – Так вот тут один явный уголовник из Москвы заявился, которого, похоже ничто, кроме одного участника симпозиума не интересует. Того самого, который какую-то станцию строить собирается.

      – А с чего ты решил, что этого уголовника больше ничего не интересует?

      – Так он зашёл сюда и не собирался здесь ночевать,