Поле боя при лунном свете. Александр Казарновский

неделе забирать поеду.

      Своя машина – это хорошо. С одной стороны, все ее знают, так что вычислить, кто едет – несложно. И сразу позвонить – «Иошуа Коэн едет – стреляй!» С другой стороны, тот, кому звонят, должен сутками сидеть в кустах, ждать, когда Иошуа Коэн соизволит проехать. Такое, впрочем, тоже может быть. Мало ли они убивают просто так, без всякой причины? Может, действительно, где-нибудь за камнями прячутся – будет звонок – хорошо, не будет – шлепну кого полегче.

      – Значит, три варианта. Либо стреляли хоть в кого. Либо увидели, как я сажусь в машину. Либо кто-то заранее сообщил, что я буду проезжать.

      – Кто-то – это или из Совета Поселений, или…

      – ?

      – Или все тот же Игорь. Ты же каждый раз вечером заходишь ко мне, и он, как правило, тогда же заходит. Кстати, интересно, куда это он сегодня запропастился. Небось, когда он тогда пришел, ты хвастался своей выставкой.

      – Ты знаешь, не помню.

      – И я не помню. Но зная тебя, уверен, что хвастался.

      – Спасибо.

      – Пожалуйста. Дальше – на уроке у рава Бен-Иосефа или на чьём-нибудь еще уроке ты не приглашал народ на выставку?

      – Да нет… Кто хочет, может ко мне зайти в караван. Посмотреть.

      – Ну, караван – одно, а вернисаж – другое. К тому же толпу создать, ажиотаж.

      – Что ты из меня придурка делаешь?

      Люблю я слово «метумтам», «придурок». Ме-тум-там. Как будто по лбу стучат половником.

      – Так все – таки где ты ещё упоминал о Цфате?

      Иошуа поморщил и без того морщинистый лоб и неуверенным голосом сказал:

      – По-моему тоже после утренней молитвы. В синагоге. Спросил, не едет ли кто в Цфат.

      – Поселенцы, – сказал я.

      – Поселенцы, – согласился Иошуа.

      – Хорошо, вернёмся в Совет Поселений. С кем ты тогда разговаривал?

      – С секретаршей. Она из Городка. Двора…э-э-э…Двора Мешорер.

      – Религиозная?

      – Вряд ли. В брюках ходит. Да ты её знаешь. Красивая – хаваль аль азман!

      – Погоди, она, кажется, из России!

      – Ватичка.

      – Ватичка, говоришь? Сколько лет в стране?

      – Не знаю. Но больше чем ты.

      – Понимаешь, есть которые с первого дня ватики, а есть двадцать лет в стране, а всё «свежие репатрианты».

      – Не понимаю.

      – Ну и не надо тебе понимать, это наше олимовско-ватиковское дело.

      – Ох уж эти русские!

      – Поговори мне.

      – Дело в том, что Городок – увы! – уже давно не поселение.

      – Это – то ясно. В его промзоне владельцы фабрик и в лучшие времена олимовских девчонок под арабов подкладывали. В качестве премии за хорошую работу. Моральные стимулы, так сказать.

      – Ну, сейчас арабы там не работают. Так что не под кого подкладывать.

      – Наверно, поэтому предприятия там позакрывались.

      Иошуа промолчал и мне пришлось резюмировать самому:

      – Что верно, то верно. Молодая женщина из Городка, ради денег или ради кавалера – араба… Увы, вполне реально.

      Иошуа продолжал молчать. Видно было, что хотя