Год длиною в жизнь. Елена Арсеньева

в нашей милиции, которая нас бережет. Если правда окажутся там какие-нибудь привилегированные особы, как бы в отделении не начали пыль под ковер заметать, чтобы не ссориться с властями предержащими. Мы должны присутствовать там для того, чтобы защитники закона именно что исполнили свой долг, а не увильнули от этого. Все, ребята, не задерживаемся! Мы должны успеть ровно к одиннадцати.

      Они успели к десяти. Они уже в половине десятого были в укромном сормовском проулочке! И все же они опоздали.

      1941 год

      Алекса забрали под вечер, во время обеда.

      – Мадам, вас к телефону! – заглянула в столовую горничная. Вид ее был испуганным.

      – Кто это, Катрин?

      – Мне кажется, мадам Коренефф. У нее какой-то странный голос…

      – Извините. – Татьяна с трудом поднялась со стула. Как только услышала сегодня по радио речь Геббельса о вторжении в Советский Союз: «Сегодня в пять утра наши славные войска… Сопротивления пока нет, продвижение внутрь страны идет усиленным темпом…», у нее словно бы что-то воткнулось под лопатку с левой стороны – да так там и осталось.

      «Ранний радикулит!» – с пафосом провозгласила бы еще вчера свекровь, которая Татьяну терпеть не могла. Сегодня она промолчала.

      «Это нервы», – усмехнулся бы свекор, который относился к невестке весьма насмешливо. Но сейчас он только вздохнул.

      «Это сердце», – пробормотал бы муж, который ее обожал. Сегодня он тихо сказал:

      – Танечка, успокойся, моя хорошая, Россией они подавятся. Для Гитлера губительная ошибка, что он полез в Россию.

      – Подавится и сломает зубы! – с кровожадным выражением поддакнула Рита.

      Татьяна окинула взглядом сидевших за столом. Свекровь – наполовину полька, наполовину русская – уехала из России почти сорок лет назад, ее муж, француз, был там только в начале века, да и то проездом, Алекс не ездил в Россию никогда, Рита родилась в Париже. Она сама… Ей было восемнадцать, когда они с матерью перешли китайскую границу и оказались в Харбине, покинув Россию навсегда. Их всех свел вместе случай, трагический случай. Сегодня, несмотря на всякие «цап-царапки», как это называла Рита, они вдруг впервые почувствовали себя одной семьей.

      – Россия… – пробормотала Эвелина задумчиво. – Не могу сказать, чтобы я задыхалась от приливов патриотизма, но Гитлера своими бы руками придушила.

      Татьяна слабо улыбнулась на слова свекрови и подошла к телефонному аппарату, стоявшему на высокой антикварной тумбе у окна.

      Еще поднося трубку к уху, услышала всхлипывания. Ирина Коренева, ее подруга, рыдала в голос.

      – Ира, Ирина! Что-то случилось?

      – Таня, они только что увели Николая!

      Николай был мужем Ирины, инженером с «Рено». Его увели… Кто, куда?

      – Ирина, что ты говоришь? Я не понимаю.

      – Его арестовали! Они берут всех русских! Всех, слышишь? Петра Андреевича Бобринского уже забрали, Масленникова, князя Красинского, генерала Николая Семеновича