Монументы Марса (сборник). Кир Булычев

по улочкам, старомодные автомобили и полицейских на перекрестках. В углу у окна, у рамы, располагалось самое любимое из отражений – кусочек набережной, рыболовы с двойными удочками, влюбленные парочки, сидящие на парапете, женщины с малышами. И дома, и люди на облаках были маленькими, и мне часто приходилось додумывать то, чего я никак не мог разглядеть.

      Доктор приходил после завтрака и садился на круглый табурет у моей постели. Он глубоко вздыхал и жаловался мне на свои многочисленные болезни. Наверное, он думал, что человеку, попавшему в мое положение, приятно узнать, что не он один страдает. Я сочувствовал доктору. Названия болезней часто были совсем непонятны и от этого могли показаться очень опасными. Даже удивительно, как это доктор еще живет и даже бегает по коридорам больницы, постукивая высокими каблучками по лестницам. Всем своим видом доктор давал мне понять: разве у вас ожог? Вот у меня зуб болит, это да! Разве это доза – тысяча рентген? Вот у меня в коленке ломота… Разве это удивительно – тридцать два перелома? Вот у меня…

      Сначала я лежал без сознания. И это он выходил меня после первой клинической смерти. И после второй клинической смерти. Потом я пришел в себя и пожалел об этом. Правда, у них изумительные обезболивающие средства, но я ведь знал, что они все равно не справятся с тысячью рентген, – все это чистой воды филантропия. Не больше.

      – Сегодня на рассвете один старик поймал в реке большую рыбину, – говорю я, чтобы отвлечь доктора от его болезней.

      – Большую?

      – С руку.

      – Это вы в облаках рассмотрели?

      – В облаках. Почему они такие?

      – Долго объяснять. Да я и не смогу. Вот выздоровеете, поговорите со специалистами. Облака не круглый год. Месяца за два до вашего прилета было солнце. Тогда все меняется.

      – Что?

      – Наша жизнь меняется. Прилетают корабли. Но это ненадолго.

      – К вам редко кто прилетает?

      – Пассажирских рейсов нет. Да и откуда им быть? Расписания не составишь…

      «Почему?» – хотел спросить я, но пришла сестра. Вместо этого я сказал:

      – Доброе утро, мой милый палач.

      И сразу забыл о докторе. Сестра – значит, процедуры.

      Днем я заснул. Мне снова снилась катастрофа. Мне снилось, что я поседел. Но, наверное, мне никогда так и не узнать, поседел ли я на самом деле. Голова моя наглухо замотана – только глаза наружу.

      – С Землей связались, – сказал доктор, заглянув ко мне вечером.

      Он казался очень веселым, хотя мы оба знали, что с Земли лететь сюда почти полгода.

      – Ну-ну, – вежливо сказал я и стал смотреть в потолок.

      – Да вы послушайте. Нам сообщили, что «Колибри» заправляется на базе 12–45. Завтра стартует к нам. Это далеко?

      Я хотел бы успокоить доктора, но он все равно узнает правду. Я сказал:

      – Будут дней через сорок.

      – Замечательно, – ответил доктор, не переставая широко улыбаться. Но ему уже было невесело. Он тоже понимал, что и сорока дней мне не протянуть. Но он был доктором, и поэтому он должен был что-то сказать. – У них на борту врач и препараты. Вас поставят на ноги в три часа.

      – Тогда некого будет ставить на ноги…

      По реке на облаках плыл вниз трубой длиннющий пароход, и белый дым из его трубы свисал с облака к самому окну.

      – Надо быть молодцом, – сказал доктор.

      Я не стал спорить.

      Ночь была длинной. Я ждал рассвета, а его все не было. Сколько длятся их сутки? Если не ошибаюсь, двадцать два часа с минутами. И поделены они на периоды и доли. Об этом я читал в справочнике. Еще на базе.

      Наконец стало светать. Я удивился, увидев на облаках, что улицы полны народу. Обычно прохожие появлялись часа через полтора после рассвета.

      Открылась дверь, и вошел доктор.

      – Вас еще не кормили? – спросил он.

      – Нет, рано еще.

      – Пора, пора, – сказал он.

      – Сколько сейчас времени? – спросил я.

      – Тринадцать долей третьего периода, – сказал доктор.

      Я не стал просить разъяснений. Третьего так третьего.

      – Мне придется вас покинуть, – сказал доктор. – Много работы.

      Доктор вернулся через час и долго рассматривал ленты с записями моей температуры, давления, пульса и прочих штук, свидетельствующих о том, что я еще жив. Ленты ему явно не нравились, поэтому доктор начал насвистывать что-то веселое.

      – Ну и как?

      – Совсем неплохо. Жалко, что вам сбили режим. Головы за это отрывать надо!

      – За что?

      – За полную безответственность. Ему, видите ли, не хотелось с ней прощаться. Ну ладно, потом объясню. Кстати, вы не будете возражать, если к вечеру мы сделаем вам переливание крови?

      – А мое возражение будет принято во внимание?

      Доктор вежливо улыбнулся и ушел.

      На следующий день мне стало хуже. Доктор