Следствие ведет простофиля. Владимир Сотников

двери спалили. Страх что творится на белом свете… Но у меня не похулиганите! Я все вижу!

      И старуха вдруг погрозила пальцем… Филе! Родители даже взглянули на него удивленно, словно спрашивая: что он натворил?

      Это уж было слишком! Филя возмутился до самой глубины души. Но одно дело – собственное, внутреннее возмущение, другое – внешняя реакция. Ведь надо было как-то оправдываться… Оправдываться, не зная за собой никакой вины, – вот странная ситуация! И Филя, конечно, растерялся. Выглядел он при этом как самый настоящий преступник. Будто это он выбил все стекла в окружающих домах, выломал дверцы всех почтовых ящиков и связал двух бездомных кошек, живущих в их подвале, хвостами.

      – Я не понимаю, Филипп, – пробормотала мама, – как объяснить этот визит…

      – Да никак не объяснить! – Филя даже топнул ногой. Наконец-то он пришел в себя. – И вообще, мне некогда вести глупые беседы. А вы, – обратился он к старухе, – перед тем как к людям вламываться, завязывайте платок по-человечески. Эти торчащие хвостики, извините, на рожки похожи.

      И Филя, не дав опомниться ни старухе, ни родителям, шмыгнул в квартиру. Он захлопнул дверь и, конечно же, сразу прижался к ней ухом. Интересно было послушать, что будет сейчас говорить эта вредная старушенция. И откуда она свалилась на их головы?

      – Ишь ты! – возмущалась старуха. – Платок мой ему не понравился. Как хочу, так и завязываю! Невоспитанные какие дети нынче пошли!

      Слышно было, как откашливался папа. Наверное, ему было не очень-то приятно за то, что Филя так ляпнул о платке.

      – Ну, а, собственно, – сказал он, – на что вы намекаете? В чем провинился наш сын?

      – В чем, в чем, – бубнила старуха. – Все они, хулиганы, на одно лицо. То кнопки в лифте сожгут, то на стене напишут… Я вас, люди добрые, предупредить пришла. Чтоб вы сказали своему мальцу: негоже в подъезде баловаться.

      – Да вы толком скажите, что он сделал? – строго спросила мама. – Сколько можно голову морочить?

      – Говорю же, предупредить пришла. – Старуха забубнила совсем тихо, и Филя с трудом различал слова. – Не сделал, так сделает! Если его в срок не укоротить.

      «Ничего себе, – подумал Филя, – словечки какие! „Укоротить“… А папе еще не нравится молодежный язык. Пусть слушает древнестарушечий. „Укоротить“! На „обезглавить“ похоже. Нет уж, лучше говорить по-нашему, чем по-старушечьи!»

      – А где же вы сидите? – спросила мама. – Ах да, я же видела, что внизу делают какую-то кабинку.

      – Сладили мне будочку, в два дня сладили, – противно захихикала старушка. – А вы что, и не знали об этом? А деньги-то с жильцов собирали. Не интересуетесь даже, на что деньги сдаете, как и не жильцы вовсе.

      «Не будет житья с ней, – вздохнул Филя. – С этой… будочницей. Действительно, станешь с ней не жильцом. Умрешь от тоски! Кажется, начинаются в подъезде новые времена».

      «Консьержка в будке». Эти слова заставили Филю представить огромную собачью будку и страшную собаку с торчащими, как рога, ушами.

      – Черт знает что, – сказал