До Бейкер-стрит и обратно. Елена Соковенина

каждый переход на следующую клетку сопровождают появляющиеся из воздуха загадки, и каждый раз при этом происходит встреча с очередным персонажем.

      Было бы чертовски здорово в конце концов выиграть партию и стать королевой».

      Следующего персонажа я не помню вовсе. Но этот человек почти понятно рассказал, что вход в «Рамсфорт» не справа здания, а слева. И что там есть вполне понятная на любом языке панель с цифрами и рисунками. И надо просто набрать «20» и нажать звонок.

      Сезам, наконец, открылся. Графиня еще побежали по ступенькам (долго спускался лифт), обнаружили, что выхода нет, и, остыв, спустились обратно, остановившись перед кнопками в другой сезам. С другой стороны.

      На звонок дверь открылась. Появился небольшой мужчина. Его речь была невнятна без всякой надежды, но это уже не имело значения. Он показывал пальцем: Ваша комната. Кухня. Ванная. Туалет.

      – Good, – слабо улыбалась графиня. – Nice. Good. Nice. Good.

      К поезду на Уокинг так бежали, так волновались пассажиры, что я ускорила шаг. Побежала. Помчалась. Понеслась прыжками.

      Вскочила в двери как раз, когда раздался свисток.

      Больше отвлекаться было не на что. Мысли о графе давили на всю нервную систему одновременно. Демоны совести рвали графиню на куски, сладострастно рыча.

      И у самого выхода на станцию Бруквуд (от нее ближе идти к дому B.) я столкнулась с Ларисой – это еще одна гостья, у нее в доме ремонт. Как мы не заметили друг друга в вагоне раньше – Бог знает.

      Эта встреча была радостной вдвойне: в прошлый раз графиня свернули со станции не туда и дивно прогулялись в потемках до самого крематория. Кладбище молчит в темноте, из освещения только фары редких авто, дождь, ветер, муж в Риге не находит себе места – если бы я была Богом, или хотя бы членом комиссии по обеспечению необходимых жизненных условий, моему возмущению не было бы предела: атмосфера прямо для романа, а она, эта дама, недовольна! А еще писатель.

      – Света, – спрашиваю на следующее утро миссис B., – почему они не понимали про Roseberry-street?

      – Не ROseberry, – произнесла задумчиво та, – а RosebErry.

      Спустя несколько часов графиня бодро шагали к станции. В одной руке саквояж с вещами, в другой – только что купленные подушка с одеялом. На плече сумочка, в ушах «Дживс и Вустер» – не только английского ради, но и потому, что ее сиятельство с открытыми ушами на улице не может: люди.

      Рэгтайм, леди и джентльмены. Когда жизнь катастрофически сложна, только рэгтайм сделает ее немножко водевилем. А водевиль, выражаясь словами одного из героев романа (я вас познакомлю, как только придет время) нужен, чтобы быть прекрасно несерьезным. Потому что нельзя же жить в таком странном мире – и с серьезным лицом. Особенно, когда вы в неустойчивом положении стоите в вагоне метро, держа подмышками подушки, и старательно вытягиваете шею, чтобы рассмотреть в темном стекле отражение прекрасных (и очень респектабельных) шотландцев, одни туфли которых стоят примерно столько же, сколько два месяца в вашей резиденции. И как только вам удается выбрать правильный угол наклона головы, двери вагона открываются,