Единственный выживший. Дин Кунц

самый тихий сочувственный шепот был для нее словно крик, а прикосновение обжигало, как раскаленное клеймо. Джо не хотелось оставлять Бет одну в таком состоянии, поэтому он взял сетчатый сачок на длинной ручке и стал ходить по бортику бассейна, механически и бездумно вылавливая из воды попавших туда жучков, листья и прочий мусор. Было два часа ночи, и в темноте он почти ничего не видел – он просто ходил и ходил по кругу, с мрачной целеустремленностью разрегулировавшегося автомата окуная сетку в воду, вытряхивая, снова окуная, пока на поверхности черной воды не осталось ничего, кроме отражений равнодушных, холодных звезд, а Бет все плакала и плакала в подушку. В конце концов, выплакав все слезы, она встала с качалки, подошла к нему и силой вырвала сачок из его одеревеневших пальцев. Потом она отвела его наверх, раздела и уложила в постель, словно ребенка, и впервые за прошедшие дни Джо заснул крепко и глубоко.

      Теперь, думая о разделяющих их тысячах миль, Джо поставил на пол недопитую бутылку пива.

      – У вас уже рассвело, Бет? – спросил он.

      – Только что.

      – И ты, наверное, сидишь на кухне и любуешься небом из большого окна, да? Скажи, небо красивое?

      – На западе еще темно, но наверху небо стало уже индигово-синим, а на востоке оно кораллово-красное, сапфирово-голубое и персиково-розовое, как китайский шелк.

      Да, Бет была сильной женщиной, но Джо звонил ей не за утешениями; просто ему нравилось слушать, как она говорит. Тембр ее негромкого голоса, смягченный едва заметным виргинским акцентом, напоминал ему Мишель.

      – Ты взяла трубку и сразу назвала меня по имени, – сказал он.

      – А кто, кроме тебя, мог мне позвонить?

      – Ты хочешь сказать – в такую рань?

      – Нам редко кто звонит так рано, но сегодня утром… это мог быть только ты.

      Да, подумал Джо, катастрофа, навсегда изменившая их жизни, произошла ровно год назад, день в день. Сегодня была первая годовщина их трагической потери.

      – Ты все худеешь, Джо? – спросила Бет. – Мне так хотелось, чтобы ты начал есть лучше…

      – Нет, я больше не худею, – солгал он.

      За прошедший год в нем развилось такое удивительное безразличие к сигналам, которые подавал пустой желудок, что в последние три месяца Джо начал худеть. К настоящему моменту он потерял уже фунтов двадцать пять, если не больше.

      – День, наверное, будет теплый, – заметил он.

      – Душный, влажный и жаркий, – поправила его Бет. – Правда, на востоке маячат какие-то облака, но на дождь надежды мало. Зато они очень красиво выглядят, Джонни… – Она часто звала его Джонни, еще когда Мишель была жива, а та со смехом ее поправляла: «Не Джонни, мама, Джоуи!» – Они розовые, с золотой каймой. А вот и солнце встало над горизонтом.

      – Неужели прошел целый год, Бет? Даже не верится.

      – Ты прав, Джонни. Правда, иногда мне кажется, что прошло несколько лет.

      – Я так скучаю, Бет, – неожиданно сказал Джо. – Пусто без них. Пусто и одиноко.

      – О, Джонни… Мы с Генри любим