Урусут. Дмитрий Рыков

растерла на шее рану, к ней уже присосались мухи-кровопийцы. Если отложат личинки – все, смерть мучительная и долгая. Но раз монголы кормят, значит, он им зачем-то нужен? Может, ждут кого-то совсем главного, без которого не властны решить судьбу полонянина?

      Вечером бульон принесла девчушка лет одиннадцати. Смотрела на него так изумленно, что узкие глаза округлились и казались похожими на обычные. Когда забирала один жбан и подавала другой, вниз свисли две длиннющие косы. Он даже хотел ради забавы подпрыгнуть и ухватиться за одну, но быстро передумал – мало ли что там баяли про мальчишку-злодея, с саблей наперевес бросающегося на храбрых татар? Все ж не вытерпел, получив еду, скорчил потешную злодейскую рожу, зарычал – девчонка вскрикнула и убежала, правда, жердевую крышку не забыв вернуть на место.

      Постепенно рана на щеке заживала, силы возвращались, ложе углублялось. С девчонкой познакомились, она учила его ордынским словам. Повязку снял и иногда осторожно щупал, чувствовалось, толстенный рубец…

      II

      Однажды его разбудил ужасный вопль. Пока он вставал со своего ложа – то есть полз наружу – в яму c бешеным ревом спрыгнул татарин, которому показалось, что пленник сбежал.

      – Да тут я, тут, не ори, бесовское отродье! – успокоил его Олежка.

      Тот долго тряс мальчугана за колодку, даже хотел ударить, но плотницкий сын выставил край той же колодки, подперев ее снизу ладонью, и бесермен лишь хряпнул кулаком по самой деревяшке.

      Ругаясь, начал его выталкивать наверх, толкая снизу в зад. Только юный ратник высунул наружу голову, зажмурившись от яркого света, как его, схватив за руки, вынули из ямы и быстро связали. Закончив, потащили меж юрт и допетляли, наконец, до самой большой. У входа с копьями стояли два здоровых ордынца.

      Внутрь затолкнули чуть ли пинком, так, что он упал на мягкий расписной ковер. Сразу отодвинулся, прислонился спиной к стенке.

      Поджав под себя ноги, почти в одинаковых позах сидели – слева смуглый старик с узкой седой бородой и в островерхом головном уборе, чудном расписном зипуне с желтой вязью и синих широченных штанах, чуть дальше – два татарина, одного из которых он видел в Земках, в центре, видимо, самый главный. На нем красовалась оранжевая шапка с белыми перьями цапли, а по рассказам Андрея он знал, что это отличительный знак рода хана Чагониза. Справа же с клобуковской саблей на боку сидел личный враг – тот самый бесермен, кого уберегла лишь кривизна восточного засапожника.

      Старший что-то пролаял, и старик почти на чистом русском произнес:

      – Перед огланом нужно встать на колени, раб!

      – Не хочу, – ответил древоделя. – И не раб я тебе.

      Седобородый перевел, тот, которого назвали «огланом», зашелся в истеричном крике, а потом вдруг рассмеялся, прочие захихикали тоже. Олег переводил взгляд с одного на другого, думая, у кого сподручнее выхватить клинок. Со связанными руками и в колодке особенно не помашешь, но успеть воткнуть в кого-либо лезвие можно.

      Но