Елена Рерих. Путь к Посвящению. Наталия Ковалева

к илистой косе. Где тут обсушиваться, когда на песке блеснули вымытые волнами стрелки и скребки.

      – Спину-то, Елена Ивановна, пожалейте. Не поденная работа, – улыбается Ефим, а сам легко ступает в лаптях по топкому илу»[139].

      Об увлечениях Елены Ивановны в этот период жизни говорят и ее письма Николаю Константиновичу, находившемуся в отъезде:

      «<…> Сегодня у меня праздник – приехал Андрей и привез кремешков, есть хорошие экземпляры, хотя и не очень много. Он ездил также на озеро Хвошню, но нашел всего две стрелы и несколько черепков, говорит, что очень трудно брать по причине большой воды и крытах берегов. <…> Стрелы ничем не отличаются, черепки же чернее и толще, вроде ключиневых.

      Целый день сегодня разбирала их – есть очень славная вещица, подобные нам уже попадались, но это сравнительно большая и хорошей отделки»[140].

      Тут же в письме Елена Ивановна сделала небольшой рисунок найденного при раскопках артефакта.

      Тяжелая пора. (Болезнь и смерть матери. 1913 год.)

      1913 год принес Елене Ивановне очередную полосу жизненных испытаний – это было вызвано тяжелой болезнью матери, закончившейся ее смертью. Все началось, как всегда в жизни Елены Ивановны, с вещих снов-предупреждений. Первый сон, в котором сквозил намек на близкую смерть двух ее родных – дяди и матери – она увидела давно; это было незадолго до ее свадьбы. Более конкретный сон-предупреждение приснился Елене Ивановне в 1911 году, за два года до несчастья. Этот сон она позднее описала в своей автобиографии: «В сопровождении матери вхожу в квартиру тетки – кн[ягини] Евд[окии] В[асильевны] Путятиной, с которой жила моя мать. При входе в гостиную нас встречает монахиня, на подносе у нее свечи и в руке зажженная свеча, которую она и протягивает нам. Берем свечи и в недоумении направляемся в следующую комнату, в столовую, которая совершенно преобразилась, все вынесено, и только посреди стоит круглый черный стол и вокруг него стоят тяжелые черные кресла, на которых, за исключением двух свободных, сидят страшные сгорбившиеся старухи, закутанные в длинные черные покрывала, опущенные на лицо. Я с матерью подхожу к этому столу, к двум свободным черным креслам, зная, что мы должны сесть за этот стол. Но как только моя мать вступила в круг и опустилась в кресло, второе кресло исчезло, и круг замкнулся. Мать оказалась одна среди этого мрачного круга. В моем сознании ярко встало, что все эти черные фигуры – символы бедствий, которые обрушатся на мою мать, и все закончится смертью матери. В тоске и тревоге, опасаясь оставить мать, я стала искать глазами стул, чтобы сесть около матери, хотя бы и вне круга.

      <…> В это же время открылась дверь, и вошел мой отец, как всегда с слегка затуманенным ликом, и, держа высоко за ножки совершенно белый стул, пронес его над головами всех людей и молча поставил позади матери вне круга…»[141].

      Помимо сна, о грозящем несчастье Елену Ивановну предупредила и ее необыкновенная интуиция. З. Фосдик так описывает это предчувствие: «Раз мать Е.И. ехала с ней на извозчике, потом вышла и пошла вперед,

139

Рерих Н.К. Западни //Рерих Н.К. Листы дневника. Т. 2. С. 127–128.

140

Рерих Е.И. Из письма от 21 июня [1909] // Рерих Н.К. Лада. М., 2011. С. 421.

141

Рерих Е.И. Сны и видения // Там же. С. 39.