Разбитая жизнь. Кирилл Казанцев

понимаешь? В Амурском крае его «белый лебедь» находился. В начале лета там было страшное наводнение – неделю шли дожди, поднялись реки, впадающие в Амур, и зоне угрожало полное затопление. Приняли решение этапировать контингент в соседнюю колонию в качестве временной меры. Так Островский и еще четверо бежали из «столыпина», на полном ходу. «Уйти в пол» у них называется. Вырезается отверстие в днище, и зэки туда падают. Вероятно, дыра уже имелась, кто-то продал им эту услугу. За миллион денег или за пачку чая – теперь не разберешь. А десантироваться на ходу – просто песня. У них вариантов не было, поезд шел без остановок. Нырнешь в шпальную решетку – хорошо, промахнешься – размажет по рельсам. Двоих размазало, двоих потом в степи отловили. А Островского не нашли… Возможно, погиб, просто тело не выявили. Но парень ловкий, велика вероятность, что выжил. В первых числах июня пришла информация о побеге, дескать, бдите, может возникнуть в родных местах. Бдели – не возник. Следили за матерью: ведь, повстречай она сына, ее бы поведение изменилось. Но нет, ничего подобного, так и влачит сама с собой, даже не знает, что сынуля в бегах. Вроде нечего ему тут делать. Люди против него настроены, перспектив никаких. По логике вещей, он должен чесать на другой конец страны.

      – Подожди, Рудольф… – Бурмистров сглотнул и пристально воззрился на молодого человека под клеймом «особо опасен». – Знаешь, майор, – сказал он дрогнувшим голосом, – я, конечно, могу ошибаться, но между тем бродягой и этим парнем что-то есть. Учитывая то, что любовались мы им всего секунду…

      – Да ладно, с чего бы? – нахмурился Волынский и тоже задумался.

      – Дорогая, посмотри, – сказал Бурмистров.

      Подошла супруга, пристально уставилась на фото.

      – Я даже не знаю, Пашенька. Хотя… – Она задумалась.

      – Эй, уважаемые, не пугайте меня, – с беспокойством заерзал Волынский. – Только этого геморроя нам не хватало…

      – Ты же говоришь, что он лесник, – пробормотал Бурмистров, – знает эти леса как свои пять пальцев. Может так запрятать своих жертв, что армия спасателей не найдет. Не думаю, что за восемь лет в тайге что-то изменилось. Хотя кто его знает, – он пожал плечами. – Может, и не он. Слишком быстро все произошло. Зачем бывшему леснику похищать малолеток? За восемь лет на зоне превратился в педофила? Бессмыслица какая-то…

      Но семена беспокойства Павел Николаевич посеял. Супруга разволновалась и уже не казалась такой привлекательной, как раньше. Майор Волынский безуспешно справлялся с бледностью.

      – Чем дальше в лес, тем веселее, короче говоря, – Надежда Ильинична зябко повела плечами. – Теперь домой ехать страшно, вдруг этот тип где-то поджидает…

      – Это чересчур, Надежда Ильинична, – вымученно засмеялся Волынский. – Поезжайте домой и ничего не бойтесь. Если хотите… – он помялся, – могу вам выделить почетное сопровождение, хотя это, конечно, нонсенс.

      – Уймись, Рудольф, – раздраженно поморщился Бурмистров. –