Вся жизнь перед глазами. Марина Серова

может банально развезти…

      – Слушай, Лера, а вообще-то мне показалось, что Гоша в последнее время стал более готичен, – уже не очень твердым голосом вдруг проговорил рокер. – Может, он решил поехать в какие-нибудь очень …э-э… аномальные места и решил тебя туда не брать? Потому что там, например, опасно…

      – А что, он что-нибудь говорил об этом? – встрепенулась Валерия.

      – Не так чтобы что-то конкретное, – оттопырил губу Рубальский. – Но перед Швецией он мне все втюхивал идею о том, что я там должен посетить одно место, какие-то могилы ведьм XVII века… Я, естественно, туда не поехал, потому что готика – не моя тема. Да и времени на это не было. Концерты, отели, то-се… По Стокгольму прогулялись недолго, и все. К тому же там жуткая холодина и темно уже в три часа дня.

      – Ну а при чем тут могилы и его исчезновение? – спросила я.

      – Понятия не имею, – отозвался Рубальский. – Но мало ли что… Я же не знаю, куда он делся, поэтому и строю версии в меру своего интеллекта и степени трезвости. А вы почему-то на меня смотрите так, будто я где-то прячу Игоря, и вообще, во всем виноват, – в голосе рок-музыканта появились демонстративно обиженные, капризные нотки.

      – Дрюнь, да никто тебя не обвиняет! – развернулась к певцу с пассажирского сиденья Валерия. – Просто пойми: мы же хватаемся за любую соломинку!

      – Ну а я-то тут при чем? – не мог успокоиться Рубальский, возясь на заднем сиденье. – Как я в данном случае могу выступать соломинкой?

      – Ну, мне показалось, что Игорь всегда был с тобой откровенен, что вы очень доверяли друг другу, – попыталась объяснить Валерия.

      – Доверяли! Да уж… – усмехнулся с какой-то горечью Рубальский и покачал лысой головой. – Ээ-х!

      Он сделал еще пару глотков и с унылым видом уставился в окно «Ситроена». Валерия продолжала что-то лепетать над его ухом, убеждая Дрюню, что мы обратились к нему просто как к лучшему другу Игоря, не более того, но музыкант, казалось, совсем не слушал девушку. Он выглядел полностью погрузившимся в собственные мысли, и были они, по всей видимости, крайне невеселыми. Я пока что не могла определить причины этого. Возможно, переживания Рубальского и не имеют никакого отношения к исчезновению Минаева, просто наслоилось одно на другое и он огорчен таким поворотом событий. Однако меня не покидала мысль, что исчезновение друга имеет-таки к проблемам Дрюни прямое отношение. Не в том плане, что это Рубальский позаботился о том, чтобы я сейчас, как Савраска, гоняла туда-сюда, разыскивая Минаева, а просто его это сильно встревожило. Он постоянно вертелся на месте, бормотал что-то себе под нос, выглядывал в окно, пытаясь определить, сколько нам еще осталось ехать, несколько раз доставал свой сотовый телефон, словно порываясь кому-то позвонить, но всякий раз убирал его на место, не сделав звонка. Под конец пути он немного успокоился и уткнулся в окно с крайне унылым видом.

      Мы поднялись на лифте до моего этажа и остановились возле дверей моей квартиры. Рубальский несколько удивленно