Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых. Александр Тюрин

чесноком, гвоздикой и остро приправленной ненавистью. Миних поставил бокал и поддел плечевую портупею большим пальцем, повел вниз, немного оттягивая пояс из золотой парчи.

      – Наши кубки соприкоснутся единственно искренне, если только в вашем окажется яд, – произнес Бирон.

      – Такой трус и идиот, как ты, издохнет раньше – от скулящей немощи. Или моего клинка. – Ладонь фельдмаршала коснулась овального навершия шпаги, нырнула вниз, пальцы пробежали по обтянутой кожей рукояти, по овальным пластинам чаши, по дуге гарды, вернулись к рукояти.

      – Ха! Уж не угрожаешь ли ты мне, старый дурак?

      – Старый? Во мне жизни больше, чем в роте Биронов, грязная ты скотина.

      – В тебе одни распри и гниль, подлая свинья! Warum zum donnerwetter!..⁵

      Шпага Миниха ударила в шею герцога возле позвоночного столба, проткнула насквозь сверху вниз. Трехгранная игла вышла под адамовым яблоком, брызнула кровь – на присыпанные желтком зеленые щи, бекасы с устрицами, гато из зеленого винограда и украшенную голубым пером щуку.

      – Сдохни, blindes hund[5], – выдохнул граф, ворочая клинок в ране.

      Глаза Бирона выкатились, рот распахнулся порванным карманом, но вместо слов оттуда вылился ручеек крови. Миних уперся ногой в стул и снял поверженного врага с клинка, точно кусок свинины. Герцог рухнул на пол, увлекая с собой тарелку с румяным куском пирога.

      В конце зала кто-то пронзительно закричал.

      Миних открыл глаза.

      Бирон сидел слева, вполоборота, с бокалом в руке. Словно отражение.

      Соперники опустили фужеры на стол одновременно. Злобные взгляды столкнулись над свободным стулом и развернули хозяев спинами друг к другу.

      Фельдмаршал пододвинул к себе блюдо с крошеными телячьими ушами, соусницу, благоухающую ароматом грибов, вин и пряностей, но есть не стал. И без того маявшийся в дверях, аппетит поспешил раскланяться. Миних склонил взгляд на золоченый эфес шпаги. Был ли он разочарован тем, что оружие осталось в лакированных ножнах, а не тяжелило руку?

      Да.

      Нет…

      Когда ты ведешь внутренний спор с самим собой, даже посредством нереализованных видений, зачастую последнее слово остается за трусливым «я», более практичным, более светским.

      Землю продолжали потрошить, извлекая богатства, начиняя взамен покойниками. Слово, произнесенное в надлежащую минуту, создавало новые миры. А в соседней комнате генерал-адъютант Гудович пытался убедить императора в реальности готовящегося дворцового переворота.

      – Государь, медлить никак нельзя. Нужно действовать.

      – Будет вам. Лишь слухи, – отмахивался Петр III. – Вы путаете колокольчики шута с набатными колоколами.

      – У Екатерины Алексеевны был князь Дашков. В день смерти Елизаветы Петровны.

      – Капитан лейб-гвардии Измайловского полка?

      – Да, государь. Офицеры-измайловцы готовы к перевороту. Они поддержат Екатерину Алексеевну. Как и другие гвардейские полки. После роспуска лейб-компаний и вашего расположения к голштинцам…

5

Слепая собака (нем.).