.

столь насыщенно, богато, что глаз скоро уставал от этой чрезмерной роскоши.

      Алтарь возвышался возле противоположной от входа стены правее, а Палладий – чуть левее от изваяния Зевса, величаво сидевшего на золотом троне. Гордо поднятая голова бога посылала взгляд поверх пришедших сюда просителей, лишний раз показывая им, как ничтожны все их беды и просьбы. Руки божества покоились на широких подлокотниках, одежды золотыми складками спускалась с сомкнутых коленей до самых ступней – Зевс сидел абсолютно прямо, расправив плечи, с надменным выражением лица.

      Каждый, кто хотя бы однажды оказывался пред ним, сразу остро ощущал всю никчёмность и мелочность своих желаний. Часто проситель отступал, не решаясь тревожить столь важного бога понапрасну. Но сейчас обстоятельства настойчиво требовали вмешательства божества: по меньшей мере половина троянцев считала, что спасти их от чудовища могут только боги. Поэтому с восходом солнца, лишь только двери отворились, народ, собравшийся на лестнице, ринулся вперёд, стремясь к своим святыням. Нелегко было служителям сдержать толпу, их теснили внутрь помещения, призывы к порядку не возымели действия, началась давка, народ спотыкался, падал, сзади налегали сильнее, топча упавших, люди отчаянно кричали, но упорно лезли вперёд. Когда, наконец, все вошли, помятые, красные, злые, жрецы обратились к людям с призывом к тишине.

      – Граждане Трои! – старенький жрец помедлил, взглянул на притихших слушателей и продолжал дребезжащим голосом: – Граждане Трои, спасение, о котором мы молимся все последние дни, спасение, которого мы ждём от богов, – он сделал паузу и выдохнул, что есть сил, – оно есть, оно известно.

      Последние слова потонули в шуме множества голосов, казалось, своды не выдержат и рухнут под напором этой волны – народ подался вперёд, постепенно затихая, пока не смолк последний крик. Тогда старик, уверенный, что никто больше не перебьёт его, продолжал:

      – Этой ночью боги открыли нам, какой жертвы они ждут от троянцев. Старшая дочь царя должна быть отдана чудовищу. Только тогда оно уберётся прочь. Слышите, только тогда.

      Народ заревел, и в этом шуме отчетливо слышались крики: дочь царя, дочь царя, Гесиону – чудовищу, Гесиону – в жертву.

      И кто-то, кого не удалось разглядеть, вдруг воскликнул:

      – Идём во дворец.

      И множество голосов поддержали его:

      – Немедленно, сейчас же, идём во дворец, к Лаомедонту!

      – Гесиону – в жертву чудовищу.

      С этими криками люди высыпались из храма и устремились в сторону дворца, толпа множилась по ходу движения, объясняя на ходу непосвящённым в чём дело, встречая единодушие у всех без исключения троянцев, и вот уже сотни голосов оглашали улицы громкими криками:

      – Гесиону – в жертву, Гесиону – в жертву.

      Это общее помешательство, пьянящая жажда крови объединила множество самых разных людей. До сих пор незнакомые, бедные и богатые, молодые и старые, мужчины, женщины, дети – все спешили