Про что кино. Елена Колина

неоткровенен. Левина прежняя мимолетная грубость, нервность означали, что ее, во всяком случае, замечают, не отвергают, мимолетная грубость сменялась мимолетной же нежностью. А новый Лева вежливо оберегал свою отдельность, как будто принял решение – с прежним покончено. Все прежнее, дорогое, и мгновенное понимание в глазах, и внезапная улыбка, и глупенькие нежности – чмок в нос, и словечки – все ушло.

      «Что я сделала неправильно?» – спрашивала себя Фира. И действительно – что она сделала? Может быть, их отношения были неправильные, слишком близкие? И близость достигла пика, с которого только вниз, и Лева избегал ее, как избегают человека, с которым позволили себе излишнюю откровенность? Или все произошло, как только и может быть в любви, – отдаление неизбежно через месяц, через год? Но бедная Фира, каждый раз она изумленно думала «господи, как больно», но Бог придумывал для нее все новые муки, и всякий раз оказывалось – то была не боль, а вот сейчас уже невыносимо больно. Так крепко они с Левой были друг к другу пришиты, что разрыв был труден, Лева отходил от нее, оставляя на ней раны, – про себя она так и называла это – «разрыв», как в любовных отношениях.

      О самом своем душевном-интимном Фира привыкла говорить с Левой, но их «разрыв» был именно то, что она не могла с ним обсудить, и, помучавшись в одиночестве, она поделилась «со всеми», намеренно легко, со смехом, как человек, который и насмешкам подвергнуться боится, и поддержки хочет, и надеется – а вдруг что-то умное скажут.

      Таня и девочки Смирновы маленькими играли в смешную девчачью игру – передавали по кругу листочек, на котором, не видя, кто что написал прежде, отвечали на вопросы «кто?», «где?», «что делали?», «что сказали все?» и так далее; получалась забавная ерунда, к примеру: «Ариша и Виталик на уроке математики кусались, увидела Фира Зельмановна и сказала “мяу!”»…Что же сказали все?

      Илья сказал:

      – Знаешь, чем отличается еврейская мама от арабского террориста? С ним можно договориться… А чем отличается еврейская мама от ротвейлера? Ротвейлер когда-нибудь может отпустить.

      Кутельман сказал:

      – Лева к любой ситуации относится как к задаче, он обозначил новые условия, это честно.

      Фаина сказала:

      – Фирка, ты дура! Ты хочешь, чтобы Лева до старости играл с мамочкой в палатку? И басом шептал свои секреты?.. Он взрослый, понимаешь? Пусть теперь Таня его слушает… Смешно, они в одной ванночке купались, а теперь – романы, гормоны, первая любовь…

      Фира кивнула – я дура, Лева взрослый, гормоны, романы, первая любовь, пусть Таня… Таня, что Таня?…Таня?!

      Как говорила Фирина мама, узнав о кознях своих соседок по коммуналке: «От-т тут-то мои глаза и открылися!»

      Глаза открылись, вернее, открылись уши. Тем же вечером Лева разговаривал с Таней по телефону – номер телефона в квартире был один на всех, но аппараты стояли в комнатах почти у всех жильцов, и Лева разговаривал из Фириной комнаты. Фира по-новому внимательно прислушалась и тут же обиделась на него, как