В круге времен. Вадим Панов

у Коряги с крепким кулаком, дубиной, а то и вилами, зажатыми в этих самых кулаках, и потому уйбуй почел за благо отказаться:

      – Не, мы заняты. – И вновь принялся за пробку. – Да и при бабле, типа.

      – Бабло приходит и уходит, а выпить хочется всегда, – промурлыкал Фляций.

      – Поэт, мля.

      – Не без этого. Короче, надумаете копеечку на неправильных челах поднять – звоните.

      Конец куда-то запропастился, а из вскрытой бутылки полилась по стаканам янтарная жидкость.

      – Волосы – крутая тема, мля, – пробормотал Йога, облизываясь на заблагоухавшую ёмкость. – Как выросло, так сразу завертелось. Точняк тебе говорю: бороду расти.

      – Раньше ещё завертелось, – подал голос Шкварка. – Когда мы…

      – Не здеся! – рявкнул Коряга.

      Боец заткнулся:

      – Звиняй.

      И Шапки молча опрокинули по первому стакану.

      – Я типа к тому, что нам всё в руки плывет теперя, – очень тихо, едва пробиваясь сквозь царящий в баре гам, произнес Натуга.

      – Плывет – радуйся, – грубовато отрезал Мотыга.

      – Я радуюсь.

      – Хреново радуешься. Не качественно.

      – А я вот мозгую, что не просто так нам всё подгребает, – выдал Коряга, поглаживая чернявый хохол. – Ниоткуда не берется, мля, я так давно понял.

      Он до сих пор не повязал голову традиционной банданой, и опоздавшие на шоу посетители бара с замешательством взирали на волосатого Дурича.

      – Не просто так, а за деньги, типа? – гыкнул Натуга.

      – За то, что мы врубились, кто мы, – нравоучительно ответил Коряга. – Или только я врубился, но этого хватило.

      – Мы – Красные Шапки, – патриотично заявил Шкварка.

      Остальные, поразмыслив, покивали, но на вожака уставились вопросительно: мол, что придумал-то? Коряга и раньше славился на весь Форт повышенной завиральностью, великий фюрер хотел его даже по исторической части пристроить, но забыл. А после того, как в пьяной драке башку уйбую едва не поделили напополам, идеи и предложения стали сыпаться из Коряги будто из дырявого интеграла цифры. Одно время бойцы даже побаивались вожака, но потом привыкли. И слушаться продолжали, потому что, при всей своей странности, деньги Коряга добывать умел.

      – Вот видишь, ты ещё не врубился, – произнес уйбуй, с жалостью разглядывая патриотичного Шкварку. – А я давно, неделю назад, ещё до того, как мы в тот ангар полезли, стою утром и думаю: кто я, мля, в реале?

      Так и было: очнувшийся после грандиозного застолья Коряга с трудом дополз до туалета и там, отчаянно борясь со сном, головной болью и накатывающей дурнотой, попытался себя осознать. Привычное имя никак не хотело приходить на ум… в смысле – в голову, и уйбуй бесился.

      – Га… – шептал он, массируя макушку под банданой. – Га…

      «Колымага? Сутяга? Сантьяга… Сантьяга??? Бога? Ортега?»

      – И тут я понял, что мы, в реале, навы! – провозгласил Коряга, торжествующе оглядывая подчиненных. – Прикинули?

      Но ожидаемого приступа радости не случилось. Бойцы дружно кивнули, признавая