Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года. Александр Васькин

существование, в пику московскому, уже не позволяет Льву слоняться «без службы, без занятий, без цели». Более того, оно вызывает у Толстого восторг, поэтому в письме к брату Сергею от 13 февраля 1849 г. он сообщает, что «намерен остаться навеки» в Петербурге. «Петербургская жизнь, – пишет он брату, – на меня имеет большое и доброе влияние. Она меня приучает к деятельности и заменяет для меня невольно расписание; как-то нельзя ничего не делать – все заняты, все хлопочут, да и не найдешь человека, с которым бы можно было вести беспутную жизнь, – одному нельзя же». Он решает, чего бы это ему ни стоило, поступить на службу.

      «Мне, – пишет он тетке, – нравится петербургский образ жизни. Здесь каждый занят своим делом, каждый работает и старается для себя, не заботясь о других; хотя такая жизнь суха и эгоистична, тем не менее она необходима нам, молодым людям, неопытным и не умеющим браться за дело. Жизнь эта приучит меня к порядку и деятельности – двум качествам, которые необходимы для жизни и которых мне решительно недостает. Словом, к практической жизни».

      Порядок и деятельность – это, конечно, хорошо, но вот какой случай произошел с ним в тот период. Однажды в биллиардной Толстой стал играть с маркером, проиграл ему какую-то сумму и, не имея с собой денег, чтобы уплатить проигрыш, обещал занести их на следующий день, но маркер ему не поверил и задержал Льва Николаевича в биллиардной до тех пор, пока не явился его приятель Иславин и не уплатил за него требуемую сумму.

      В результате краткосрочного испытания «петербургским образом жизни» Толстой не только не поступил на службу, но и оказался, по его словам, в фальшивом и гадком положении, «без гроша денег и кругом должен».

      В конце мая 1849 г. Толстой решается, наделав долгов и здесь (ресторану и лучшему столичному портному), прекратить испытание Петербургом и выехать-таки в Ясную Поляну, «чтобы экономить».

      Прожив в Ясной Поляне полтора года и столкнувшись с тщетностью своих попыток улучшить жизнь своих крепостных крестьян и найти в этом смысл своего существования, Лев Николаевич вновь отправляется на жительство в Москву.

      5 декабря 1850 г. Толстой приехал из Тулы в Москву. Остановился он в хорошо знакомых ему окрестностях Арбата – в доме титулярной советницы Е.А. Ивановой (№ 34), в переулке Сивцев Вражек[3].

      Этот приметный каменный дом (так и хочется сказать «домик» – настолько он маленький, будто игрушечный), выходящий на угол с Плотниковым переулком, по-видимому, не слишком изменился с того времени. Построен он был в 1833 г. на месте сада некогда большой усадьбы.

      Толстой нанял квартиру из четырех небольших комнат за 40 рублей серебром в месяц. В числе обстановки его очередной московской квартиры много места, как и в 1848 г., занимал рояль: Толстой любил музыку (какую именно в тот период – об этом позднее). Был здесь и кабинет с внушительным письменным столом, за которым Лев Николаевич не преминул продолжить свой дневник.

      Из него мы узнаем, что Толстой осознал произошедшую в нем перемену: он «перебесился

3

Название переулка (XVII в.) произошло от оврага («вражка»), принявшего в себя небольшую речку Сивец (или Сивку). Речушка несла свои серые воды (или сивые, как тогда говорили – помните Сивку-бурку?) в ручей Черторый, что тек в Чертольское урочище, в районе Волхонки. Сивку спрятали в подземную трубу еще в начале XIX в.

В Сивцевом Вражке жили многие литераторы – современники Льва Толстого: С. Т. Аксаков (д. 30, Лев Николаевич не раз бывал у него), А.И. Герцен (д. 27, ныне дом-музей), Е.П. Растопчина (д. 25). Когда-то в Сивцевом Вражке жил и дальний родственник Льва Николаевича, Федор Иванович Толстой-Американец (1782–1846). Быть может, от него, известного игрока, и досталась писателю страсть к игре.