Савва Морозов: смерть во спасение. Аркадий Савеличев

стулом у постели отца и крикнул безвылазно дежурившему Данилке:

      – Домой!

      Зинаида была бледна, безобразно потна и стыдливо прятала мокрое лицо в подушку.

      – Зинуля, я как на распятии… Что мне делать?

      Она все-таки чуть-чуть повернула некрасивое, распухшее лицо:

      – К отцу идтить… Я как-никак сама опростаюсь.

      И здесь он был не нужен. Тем более что нянюшки и откуда-то взявшиеся акушерки его взашей толкали:

      – И-и, муженек! Не твое это дело!

      Данилка в обратную рысака мчал, который, конечно, не понимал этой челночной гонки. Хоть и ткачи вы, Морозовы, но челнок-то – таковский?

      Право, человеческим языком говорил рысак, сбрасывая на снег с языка грязную пену.

      У отца все то же: пяток хорошо подзакусивших врачей, орда приживалок и богомолок, он сам, отвечавший на вопросы сына лишь помаргиванием седых ресниц. О роженице Зиновее никто не спросил, даже мать не приняла это во внимание. Сказала как ошпарила:

      – Хорошо, что он все-таки успел на меня перевести капиталы. Бегай потом по судам!

      Савва долго не мог взять в толк ее заботы. В эти часы он, кажется, любил отца и с неподдельной скорбью воспринимал его тяжелые, прощальные вздохи…

      Вскоре последовал второй удар… Нет, третий…

      Первый был при злополучной забастовке, которую все газеты прозвали «Морозовской стачкой».

      Второй был при злом разговоре с наследником-сыном.

      А третий, если уж считать правильно?.. В третий раз он сам себя ударил, морозовским обухом по лобастой старой голове.

      Впрочем, не так и стар был Тимофей Саввич Морозов, младший наследник Саввы Васильевича; тот чуть ли не до ста лет дотянул – сыну его уготован был крест на седьмом десятке… Разумеется, на Рогожском обжитом кладбище. Рядом с назидательным крестом Саввы Васильевича, родоначальника всех разбухших ветвей морозовского древа…

      Древо, оно ведь от корней новыми побегами отрастать должно?

      Глава 2

      Таинственная Бухара

      Из всего громадного отцовского наследия были две далекие, по сути неуправляемые, вотчины: Урал и Бухара. На Урале терлись из местного камня и в дубовых бочках привозились в Орехово-Зуево, наконец-то ставшее городом, первосортные естественные краски; из Бухары, с собственных плантаций, в тюках привозился хлопок. Две ипостаси великого морозовского дела. Обе – недосягаемые; рукой не ухватишь. Тимофей Саввич ни с правой, ни с левой руки там не бывал. Закуплено, и вся недолга. Управители правили. Разумеется, воровали, как без этого? Но главное-то – паршивое сырье слали. Сделай из него дельную «штуку»!

      Отложив более близкий и доступный Урал на второй заход, Савва Тимофеевич после смерти отца настрополился, как он говорил, на Бухару. Дело хлопотное и небезопасное. Не так уж и много времени прошло, как «белый генерал», генерал Скобелев, навел там российские порядки. Прежние договоры были заключены отцом еще с эмиром бухарским; эмир и сейчас в здравии пребывал, но каковы-то договоренности? Хлопок, хоть и с собственных плантаций, поступал не чище пеньки. Выработай из него добрый гипюр!

      Савва долго прощался