Раскрыть ладони. Вероника Иванова

аскучит возиться в пыли? Если он поднимется, протрет глаза и… увидит? Оставит ли он вам ваши игрушки или растопчет все, что попадется под ноги? Я не желаю вам зла и несчастий, но прошу помнить: одно чудовище неизбежно породит другое, а двум уже не будет места ни в пределах города, ни в пределах мира. Кто из двоих окажется сильнее? Тот, в ком еще жив человек, или тот, кто изгонит из себя последнюю память о прошлом? Я не стану гадать, потому что все равно не доживу до грядущей битвы, а вы… Увидите сами. Если сможете прозреть».

Из Завещательного письма основателя саэннского анклава, его магичества Ганниера Единодержца* * *

      – И как у вас только язык повернулся, любезный дьен,[1] назвать этот замечательный, великолепный, непревзойденный клинок ржавым ковыряльником?!

      – А разве я соврал? Ковыряльник и есть! И конопатым станет через неделю, не позднее… Знаю я ваши поделки, дьен Тувериг, ведь не первый раз беру.

      – То-то и оно, что не первый! Кабы мой товар не нравился, так давно бы уже к Лигену ходили ножички заказывать!

      – Кто сказал, «не нравится»? Я сказал? Нет, это вы сказали!

      – Я? И про ржавчину, значит, тоже я болтал?

      – Заметьте, моих уст это слово не покидало, я всего лишь предположил…

      – Что клинок через неделю «веснушками» покроется! А это ведь не что иное, как…

      Слова, слова, слова. Монеты в туго набитых кошельках ртов. Звонкие, только что отчеканенные, или хриплые, уже уставшие быть в ходу. Один хозяин бережет свои сокровища, ослабляя тесемки кошелька только при крайней необходимости, а другой… Другой слишком щедро, а может быть, бездумно и рассеянно дарит пленникам губ свободу, и тогда…

      Слова звенят, гудят, шуршат, налетают друг на друга, сталкиваются, отскакивают назад, возвращаются к своим владельцам, чтобы снова быть брошенными в отчаянную атаку. Но намного лучше эти докучливые тварюшки делают совсем не то, для чего появляются на свет: они успешно прогоняют сон. Мой сон.

      Опять дядя с кем-то ругается. На улице. Прямо под окнами. А голос, кстати, знакомый. Точно, мясник с соседней улицы. Пришел за разделочными ножами. Заказ не особо дорогой, но в будущем есть возможность приработки по заточке. Надеюсь. Правда, надежда – не повод благосклонно относиться к шуму и гаму с утра пораньше. Спрашивается, зачем люди, почтенные как возрастом, так и положением в обществе, устраивают посреди бела дня свару? Лишь из-за непреодолимой любви к искусству торговли? Все равно сделка будет совершена по заранее оговоренной цене, и нет никакого смысла разыгрывать целое представление на потеху окрестным кумушкам, а мне можно было бы еще часок соснуть. Целый часок. Вот сейчас перевернусь на другой бок и…

      Крак. Шурх. Плюх. Ай! Если не выразиться грубее.

      Попытка поменять положение тела привела к плачевному результату, завершившемуся чересчур близким знакомством с паркетными досками. Боль от удара отозвалась в затекших мышцах не самым приятным образом, зато помогла проснуться окончательно и бесповоротно.

      И почему я не закрыл на ночь окно? Тогда никто бы меня не побеспокоил своим нытьем и в шею бы не надуло. Ох, как затекла, даже поворачивать трудно… А может, она болит из-за того, что я так и не добрался вчера до постели, предпочтя сон, сидя за столом и подложив руки вместо подушки? Или…

      Ахм!

      Мясник пришел за ножами? Значит, что у нас на дворе? День. Белый. В разгаре. Да будь оно все проклято!

      Ухватиться за стол и подняться-таки на ноги – вот первое задание. Исполнено успешно.

      Что дальше? Осмотреться вокруг и постараться понять, сколько бед от беспечного поведения вчерашним вечером переползло через ночь в новый день.

      Исполняю.

      И как? Много плохого нашлось? По горлышко. Если бы слезы и ругань умели помогать справляться с бедами, я бы охрип и ослеп, выплакав все глаза, но, поскольку обычно к хоть сколь-нибудь ощутимому результату приводят только засученные рукава и натруженные руки… Лучше соберусь с силами и мыслями. Хотя первые пока еще блаженно дремлют, а вторые, как обычно, невинно хлопают ресницами: мол, а мы-то здесь при чем? Ни при чем. Только без вас слишком скучно.

      Но как меня угораздило заснуть? Все восковые шарики, кропотливо подготовленные для дальнейших таинств, превратились в ленивые радужные лужицы и теперь годны разве что на повторную переплавку, да и то если я не ошибся с количеством масла. Вот бы еще вспомнить, недолил или перелил… А, ладно! Потом пойму. Жаль, что время потрачено впустую. Дьеси Карин будет недовольна. Очень. И опять не заплатит полную сумму, потому что выполнение заказа окажется просрочено. А я-то, дурак, надеялся быстренько все закончить и выкроить время для занятий! Правда, судя по развалу на столе, вчера намерения были ровно теми же самыми, причем они отчасти воплощены в жизнь: шнурок, похожий на ожерелье из коряво завязанных узелков, лежит рядом с расплавами воска. Что же я пытался сплести? Кажется, «сторожевуху». Успешно? Кто бы знал… Потом сверюсь с папиными записями, сделав поправку на прискорбное отсутствие у своего родителя

1

Дьен, дьеси (господин, госпожа) – обращение, принятое в Саэнне – считается немного старомодным, но люди, почитающие традиции и желающие выказать особое уважение к собеседнику, пользуются именно им. – Здесь и далее примеч. авт.