Закодированная Россия. Александр Крыласов

встану с кровати (ортостатический коллапс) обморок мне обеспечен. Пока буду бледный и бездыханный, прикидываться мёртвым, глядишь, выиграю несколько минут на размышления. Эх, сейчас бы красненького чего-нибудь? Ура, чай каркаде есть в тумбочке. Быстро разжевать, смочить слюной и выпустить струйку изо рта, будто я уже отдуплился. Как всегда у чайников, сразу же возникло две проблемы: во-первых, от страха абсолютно пропала слюна, во-вторых, кажется, попав на кожу, цвет от каркаде не красный, а синий. Раздался ещё один хлопок. Шаги приближались к Севиной комнате. Бедняга одновременно выпустил струйку изо рта, резко приподнялся и сильно надавил пальцами на глазные яблоки. Как пишут в романах: свет померк в его очах.

      Крылов достаточно скептически относился к человеческому воздействию на пациентов. Психотерапевтические беседы, психокоррекция, гипнотическое воздействие – всё это, конечно, хорошо. Но уж больно устарело. Подобными методами пользовались ещё до нашей эры, их возможности достаточно ограничены. Всеволод же был отъявленным технократом. Если больному шестьдесят раз повторить, что он равнодушен к алкоголю, пациент покрутит пальцем у виска, рассмеётся и пойдёт в ларёк за пивом. Если же он сидит перед телевизионным экраном, то каждую секунду воспринимает ту же фразу. В минуте шестьдесят секунд, значит, пациент в минуту воспринимает шестьдесят фраз, а за час соответственно три тысячи шестьсот. Мощнейшая бомбардировка подсознания, да если ещё на интересный фильм фразы наложить, то совместим приятное с полезным. А если и гипнотическую песнь в студии записать, да на один из каналов шёпот наложить: «от водки одни неприятности», какой ломовой эффект получим. Помните, раньше бабушки болезни зашёптывали. Но сколько та бабулька могла нашептать? Двадцать минут пошепчет и падает бездыханная. А, вооружившись техническим прогрессом, можно огромных результатов достичь и гипнотизацию, и шёпот и контент-терапию часами проводить.

      Очнулся Сева, лёжа ничком на полу. Причём удачно, лицом вниз. Так было легче и незаметнее дышать и подсматривать. Видел он сквозь разлепленные веки только ноги, почему-то в домашних тапочках. Эти ноги, казавшиеся огромными, в раздражении пинали все предметы, попадавшиеся им на пути.

      – Вот, чмо. Отравился всё-таки. Он, когда эту бодягу завёл: «Дай мне яду, Виталик, дай мне яду», – я подумал: совсем интеллигентик вшивый с глузда съехал. Фильмов про шпионов насмотрелся, и походить на них хочет. Хлипок больно, заморыш. Ан, нет, смотри и вправду траванулся.

      – Ты ему ещё за это орден посмертно присвой, – сказал другой голос в крайнем раздражении, – что делать-то? Что мы полковнику скажем?

      – Чего, чего, что траванулся ботаник хренов.

      – Ты прикинь, что полковник сделает, когда такое услышит. Да он с нас семь шкур спустит.

      – Ну, кто же знал, что этот хрен с горы Магнитной траванётся? А, может, ему ухо отрезать или палец, чтобы полковнику показать?

      Сева похолодел. Стало даже страшнее, чем в первый раз. Захотелось крикнуть: «Мама!», проснуться,