Жена нелегала. Андрей Остальский

относительное, зыбкое, а непогрешимость лидера – абсолютная! И потому Сталин Зорге возненавидел и не пожелал пальцем пошевелить, чтобы его спасти, когда японцы его арестовали. Хотя возможности были – ведь с Японией до 45-го не было войны, даже дипотношения сохранялись. Японцы ждали – ждали, что им русские за Зорге предложат, да не дождались. И тогда они Зорге повесили.

      И как-то так выходило у Николая Ивановича, тем не менее, что Сталин все равно был прав. В своем праве, как он выразился, потому как был он генеральный настоятель.

      «В себе ли вообще этот Николай Иванович?» – подумал тут Данилин. А тот продолжал:

      – Вот после Зорге Сталин и решил окончательно – никаких иностранцев. Только чтобы свои, родные, доморощенные, чтобы в погонах и члены партии. В том числе и в нелегальной разведке такой порядок был заведен. Сталин велел: делать Джонов и Жанов из наших собственных Иванов. Вот они могут нелегальными резидентами быть, а остальное – агентура! То есть так, человеческий подручный материал кратковременного использования. И мы с этой невозможной задачей справились – единственные в мире. Уникальный эксперимент – доказали, что можно наших людей в настоящих англичан, французов и прочих превращать. Вернее, в двойных людей. Матрешка: внутри одного – другой.

      Николай Иванович вдруг замолчал надолго. Данилин даже испугался, не спит ли он с открытыми глазами? Но Николай Иванович нарушил наконец молчание и сказал невпопад:

      – А Евгения Брика потом нам один из канадских коллег продал – за пять тысяч долларов. Их нравы, канадские.

      – Ну и как он… умер? – спросил Данилин.

      – На эту тему я не хочу говорить, – сказал Николай Иванович, совсем перейдя на шепот – Данилин еле-еле расслышал его.

      – Нет, погодите, погодите! Это ведь не секрет никакой, это давно известно, что за… это, за переход на сторону противника, вообще за предательство, разведчиков у нас приговаривают к смерти.

      – Ну да, конечно. Приговаривают.

      – И Брика приговорили?

      Николай Иванович пожал плечами. Опять прошептал:

      – Наверно.

      – Ну а бывали ли исключения? В каких-нибудь особых случаях, учитывая обстоятельства…

      Николай Иванович пожал плечами.

      – А правда, – спросил Данилин, – что Пеньковского за то, что он к англичанам перекинулся, живьем сожгли? Приговорили к расстрелу, а на самом деле положили в открытый гроб и медленно так – по самодвижущейся ленте – в печку крематория? В присутствии коллег? – спросил Данилин.

      – Не знаю, – сказал Николай Иванович, – это же дела ГРУ, военной разведки. Это же их предатель, не наш. Но слух такой – про крематорий – ходил вовсю. Педагогически очень полезный.

      Помолчал, посмотрел в потолок и, чуть повысив голос, добавил:

      – Кстати, насчет Пеньковского, – он тоже в английской форме фотографировался, и какое-то подобие ордена ему тоже вручали. Но все это была так, бижутерия… Как же, сделали бы его англичане своим