Отцы. Валерий Панюшкин

тебя подходить к няне скромно, лепетать что-то трогательное и в последний момент, когда няня нагнется поцеловать рыжие твои вихры, выхватить из-за спины плюшевую змею и победно прокричать:

      – Посмотри, какая красивая змея! Обними ее!

      – Ни за что, Варя! – кричала няня из обморока.

      – Тогда поцелуй ее, у нее красивый красный язычок!

      – Лучше я поцелую дементора, чем змею, – отвечала няня, начитавшаяся по наущению старшего твоего брата Васи книжек про Гарри Поттера.

      – А ты представь себе, – нежно говорила ты, – что это не змея, а просто червяк.

      Тебе ничего не стоит поцеловать червяка, как, впрочем, лягушку или мышь. Когда наша собака поймала однажды в саду мышь, ты подбежала к собаке, отняла мышь, отнесла к забору, отпустила за забор и гордо рассказывала потом, как спасла красивую мышку.

      – Варя, не трогай ничего своими мышиными руками! – кричала няня.

      Но поздно, у тебя уже были полные руки черных волосатых гусениц. Гусеницы жили у нас в доме. Вернее, жили до тех пор, пока кто-то не объяснил тебе, что гусеницы превращаются в бабочек. Однажды вечером я пришел домой и спросил, где твои гусеницы.

      – Варя, где твои гусеницы?

      – Я их убила.

      Честно говоря, я был слегка ошарашен таким ответом, прозвучавшим из уст трехлетней девочки:

      – Как убила? Зачем убила? Это же были твои любимые гусеницы!

      – Ну просто убила, потому что гусеницы, когда умирают, превращаются в бабочек.

      – Боюсь, что ты ошибаешься, Варенька. Убивать нельзя!

      – А ты не бойся ничего, папочка. Они оживут.

      На следующее утро мы выглянули в окно и увидели, что сад полон бабочек. Ты ликовала. Ты заставила няню сшить сачок из москитной сетки. Я предлагал было сачок купить, но ты сказала, что в магазинах продаются ненастоящие сачки для бабочек, а настоящие сачки надо шить. Откуда ты это взяла? Когда няня сшила тебе сачок, ты побежала на улицу и принялась ловить бабочек. Только сачок оказался не нужен. Я помню, давным-давно было у меня такое лето, что мотыльки сами садились мне на руки. Было вообще очень странное лето в Москве, кажется, в середине 1980-х годов. Нашествие мотыльков. На Пушкинской площади, я помню, мотыльков было столько, что они, закружившись у фонарей и разбившись о фонари, валялись на асфальте и хрустели под ногами прохожих. И в тот же год все лето стоило мне протянуть руку, как на ладонь садился мотылек. Я, наверное, был очень хорошим человеком в то лето, или я не знаю. То есть я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы на ладонь тебе садились мотыльки, но знаю, что ты – именно такой человек. По крайней мере была таким человеком в три года.

      Ты ловила бабочек руками. Подбегала к летящей над травой бабочке, протягивала руку, и бабочка ловилась. Ты ловила бабочек руками быстрее, чем няня сачком. Ты наловила их пару десятков и принесла домой, как приносят цветы. И отпустила в доме. Ты говорила:

      – Папа, как красиво! В моем доме полно бабочек!

      Бабочки летали по комнатам, сидели на шторах. Время от времени кошка Мошка подстерегала