Опасная фамилия. Антон Чиж

спину Надежды Васильевны, скрывающейся за парадной дверью. Дама была столь возбуждена, что сама несла портплед и шляпную коробку. Стремительный отъезд не оставлял сомнений в ее душевном состоянии. Кажется, Каренину предстоят тяжелые времена.

      – Вы-то что задумчивы, коллега! – спросил Аполлон Григорьевич, легонько ткнув Ванзарова локтем в бок. – Дело-то пустяковое.

      – Не готов согласиться прямо сейчас, – ответил Ванзаров, подергивая ус.

      – А не желаете провести эксперимент? – спросил Лебедев, изображая пальцами стреляющий револьвер.

      – Хотите засадить в Каренина оставшиеся два патрона и посмотреть, что с ним будет?

      – Интересная мысль, но результат мне известен. А вот есть другая цель: установить, насколько в швейцарской слышны выстрелы. Сделаем так. Я сейчас пристава попрошу пальнуть раза два-три из его табельного оружия, а мы с вами в швейцарской и послушаем. Хозяин не будет против, ему не до того. Давайте, жутко интересно!

      – Не вижу смысла. Если мы что-то услышим, это ничего не докажет. Швейцар спал, к тому же он туговат на ухо. Что с картиной?

      – Наверняка скажу только после лаборатории, – ответил Лебедев. – Но думаю…

      – Ее вырезали ножом для бумаг. Так?

      Лебедев изобразил нечто вроде взмаха платком.

      – Аполлон Григорьевич, вы случайно не забыли сообщить мне какую-нибудь несущественную мелочь?

      Криминалист изобразил глубокое изумление и полную невинность.

      – Ну, если желаете испортить уже раскрытое дело, – сказал он. – Тогда должен сообщить: между смертью балерины и пожилого господина прошло не меньше трех часов.

      – Балерина Остожская убита около десяти вечера, – начал Ванзаров.

      Лебедев подтвердил этот факт, хотя сделал это без всякого энтузиазма.

      – В таком случае старый Каренин был убит глубоко за полночь?

      – Или немного позже, – согласился Аполлон Григорьевич.

      – А вы молчали? – спросил Ванзаров столь вежливо, что криминалист окончательно погрустнел.

      – Ну, зачем вам осложнения, и так ведь все очевидно, – все же попытался оправдаться он.

      – Это не осложнения. Это другая картина преступления. Совершенно другая. Аполлон Григорьевич, я не верю своим глазам. Как вы смогли? Зачем?

      На этот вопрос Лебедев и сам ответить бы не мог. Какая-то невероятная глупость, – ему так захотелось Ванзарову с блеском, не сходя с места, раскрыть двойное убийство, что заставил себя не замечать очевидное.

      – Надеюсь, больше не припасли сюрпризов? – спросил Ванзаров.

      Лебедев печально крякнул, признавая собственную промашку и тем прося снисхождения.

      В прихожую спустился Серж. Он был застегнут на все пуговицы и старался изо всех сил держаться с достоинством, при этом часто-часто сжимая и разжимая пальцы.

      – Арестуете меня уже сейчас? – спросил он.

      Ванзаров не видел в этом необходимости. Серж не поверил такому чуду, он готовил себя к тюремным казематам. Ничего иного от беспощадного чиновника полиции он