Музей имени Данте. Глеб Шульпяков

Он говорил со мной так, словно у меня есть влияние на этого человека. И что я могу помочь ему. Так впервые в жизни я почувствовал себя самозванцем.

      – Ты поэт? – пришло мне в голову.

      Он смутился:

      – С чего?

      – Ты смотришь на мир как поэт.

      – Ты не знал?

      Теперь он заговорил прежним, небрежным тоном.

      – Нет, откуда.

      – Ну, может, Виталий Вадимыч.

      Я снова почувствовал себя самозванцем.

      – Нет, он ничего не говорил.

      Пауза.

      – Пишу.

      – Печатаешься?

      – Печатают.

      – Книги?

      – Пока нет. Но вообще ты молодец… – он ушел от разговора. – Что подсказал. Спасибо.

      – Покажи, у меня есть издатели, – сам не зная почему, предложил я.

      У меня действительно были знакомые.

      Гек повертел пустой рюмкой, полез было в сумку.

      – Да ну, – бросил листки обратно. – Лучше приходи на вечер.

      – Стихи?

      – Да, да, – в голосе звучало раздражение, как будто он жалел, что признался. – Что еще.

      – Давай.

      Он назвал адрес на Чистопрудном. Число, на днях.

      – Постараюсь, – пообещал я.

      Но про себя знал, что приду точно.

      Самозванец я или нет?

      На бульваре мы разошлись: он в сторону Нового Арбата, а я вниз по Герцена. Так, ничего не узнав о той, которую искал, я обогатился гавайскими закатами и знакомством с поэтом. В том, что Гек настоящий поэт, я не сомневался.

      10. Желтый, зеленый и снова желтый

      Этот клуб в Сверчковом переулке открыли недавно, и в подвале еще стоял запах штукатурки. Повесив куртку на железный прут, я двинул по коридору. Налево и направо открывались небольшие сводчатые залы. В одном стояли выкрашенные красной краской стеллажи, тут размещалась книжная лавка. В другом работала кухня. А вход в третий закрывала черная портьера.

      Я подошел к доске объявлений. Судя по очкам в тяжелой оправе, рисунок на афишке изображал Гека. К виску художник пририсовал пистолет, а с другой стороны болталась на веревочке пуля. Пущенная из игрушечного пистолета, пуля прошла навылет. Что, по мнению художника, выражало суть поэзии.

      В большом зале располагалось кафе. Ряды стульев делали полукруг у помоста, по-сценически обрамленного кулисами. А остальное место занимали столики.

      – Один? Заказано?

      Это спросил подскочивший брюнет-коротышка.

      – На вечер, – ответил я.

      – Поэтический! – согласился он.

      Он вывел меня в коридор и приподнял портьеру. Тут находился зал для чтений, но ни Гека, ни слушателей пока не было.

      – Здесь! – показал распорядитель. – Через полчаса начинаем. А пока можно скоротать время в баре.

      Оценив его «скоротать время», я вернулся к стойке. В честь начала зимы в баре разливали глинтвейн. Не зная, куда девать себя, я взял стакан и прижался к стене.

      Не успел пригубить, как меня окликнули. Это был Гек, он сидел слева от входа с каким-то типом.

      Тип обладал поэтической шевелюрой и тянул пиво. Гек быстро