Самобытный феномен русской средневековой философии. О. В. Козлова

к сущностно философской проблематике. Что такое истина? Где находится истина? Есть ли истина, единая для всех? Вопросы эти важны и актуальны как никогда: нет единого (как когда-то представлялось) общества, распалось государство, распалось общественное «я» человека, человеческая сущность отчуждается от человека.

      Сколько людей — столько и истин? Вопрос такой закономерен, как и такой же вариант ответа на него.

      Может быть, истина дана богам, а не человеку, которому она — лишь дар Прометея?

      Интересен вариант решения данной проблемы, представленный в форме древнегреческого диалога в работе А. Снисаренко «Отблеск истины»: «Истина одна, но отблески ее озаряют нас по-разному: одних больше, других меньше, одних красным, других желтым, одних горячим, других лишь теплым. А иные люди и вовсе не проступают из предвечного мрака — это те, кто оказался слишком далеко от источника тепла и света. В лучшем случае им достаются лишь неверные, колеблющиеся тени» [259, с. 368]. Или же это обратный процесс, не распад истины, «а творение, не готовая истина отбрасывает вокруг себя свои отблески, а множество отблесков, рассеянных в душах людей, соединяясь, формируют саму истину» [Там же, с. 369]?

      В истории культуры человечества очевиден тот факт, что проблема истины всегда связана с мудрствующими интеллигентами (любомудрами), в том числе и в истории русской культуры.

      Для русской философской, социальной, культурологической мысли проблема интеллигентности (в поступках, в образе жизни, в словах и т.п.), саморефлексии, прежде всего в сфере духа, была свойственна всегда. Ведь бытие и сущность настоящего интеллигента — это всегда лишь сфера духа: поиск, сомнения, страдание, разочарования и возвышение в вере, надежда на развитие в человеке истинно человеческого — духа. Все это свойственно русскому философствующему интеллекту. Философия, как и любой другой аспект культуры, всегда несет на себе печать национально-культурного своеобразия. И выражается это своеобразие российских философствующих любомудров, кроме прочего, в пропаганде своих идей, в согласии образа жизни и образа мысли, в оппозиционности политическому, церковному и нравственному официозу.

      А может быть, истины вовсе не существует?

      История развития культуры свидетельствует о том, что вопрос об истине далеко не праздный, что об истине не только спорили, но за нее и боролись. Жизнь отдают не только за свой дом и богатство, но, что не столь редкое в истории явление, и за идею. Значит, сущность истины чего-то стоит.

      Проблема постижения истины — один из важнейших аспектов философского знания, философской культуры. На протяжении многих столетий осмысленного существования человека философская культура действительно выступала в качестве квинтэссентного показателя, критерия культуры общества, народа, личности. Постижим ли мир, можно ли и нужно ли стремиться к истине или, наоборот, нужно отходить от нее? Эти вопросы не только затрагивали, захватывали, но и просто «задевали» далеко не каждого человека. Не на пустом месте, не беспричинно человечество формулирует обобщенную мысль: «В многой мудрости много печали», «Меньше знаешь — лучше спишь». Если перенести эту мысль из сферы обобщения обыденной практики на уровень теоретического мышления, то с неизбежностью приходишь к выводу о том, что меньше знающий, менее информированный человек живет спокойнее и комфортнее в моральном отношении. Однако более высокий уровень развития культуры требует и более высокого духовного мира человека, который уже не может просто обходить проблему истины в гносеологическом и нравственном ее проявлении.

      В начале перестроечных процессов, происходивших в постсоветской России, ярко проявился такой гносеологический феномен в сознании простых людей, ученых, писателей, публицистов, художников, как глубокий интерес, потребность в новом освоении прошлого нашей культуры. Произошел резкий отход от доминирующих в советское время представлений о русской истории, культуре, о результатах и оценках деятельности многих общественных, политических и культурных деятелей нашего народа. Все это, казалось, должно было способствовать формированию устойчивого чувства историзма в общественном сознании, углубленного интереса к собственному культурному прошлому и созданию более объективной аксиологической картины понимания положения, значимости и генезиса русской культуры в мировом культурно-историческом процессе. В свою очередь, переосмысление многих культурно-исторических феноменов, по логике процесса развития, должно было способствовать не только ознакомлению с историко-культурным прошлым, но и его глубокому усвоению ради «научения опыту», как положительному, так и отрицательному.

      Однако социальная, политическая, культурная реальность оказалась более сложной, непредвиденной и даже прямо противоположной.

      Наряду с учеными, публицистами, художниками, изучающими отечественную историю, в том числе ради усвоения положительного прошлого, массы людей, включая тех, на кого по статусу, по социальной роли возложена ответственность за повышение культуры народа, стремятся жить и живут днем сегодняшним, устремленным только в будущее. В современном общественном сознании сегодняшний временной социум воспринимается в изолированном