Красавица некстати. Анна Берсенева

ей настроение, вышла в общую комнату.

      И замерла в двух шагах от порога.

      Комната эта называлась гостиной или столовой. Правда, гости бывали в доме не так уж часто и в основном у Тимки, а домашние столовались не в комнате, а в кухне. Но такое двойное название осталось с тех времен, когда главными в этом доме были родители, а Вера с братом полностью умещались в круге их жизни. Не то чтобы гости приходили к родителям ежевечерне или семейные обеды были парадными… Но название гостиная-столовая обозначало тогда какую-то несбывшуюся жизнь. Так говорил папа, и Вера запомнила его слова, хотя, конечно, не поняла тогда, что они означают. И сохранила название главной комнаты таким, каким оно было при папе. Да, в конце концов, и в ее собственной жизни было много несбывшегося.

      И вот теперь она вышла в гостиную и изумленно остановилась у порога.

      Оказывается, ее муж никуда не ушел. Он сидел на диване и мрачно смотрел на Веру. Вот именно мрачно, исподлобья, недоверчиво – так он смотрел.

      – Ты не ушел? – растерянно спросила Вера.

      – А ты, конечно, хотела! – все так же мрачно усмехнулся Дима.

      – Нет, я не хотела, но я думала…

      – Думала, я уйду, – перебил он, – и ты пойдешь куда договорилась. Скажешь, нет?

      Вера молчала. Она не могла опомниться от изумления.

      – Вон как начепурилась! А я вот никуда не пойду!

      Он вскочил с дивана и прошелся по комнате, полукругами обходя жену и словно не решаясь к ней подойти. Теперь он напоминал взъерошенного, задиристого воробья, который никак не отважится подобраться поближе к лежащей на асфальте хлебной корке, потому что не знает, не принадлежит ли корка кому-нибудь другому и чем это ему грозит.

      Это выглядело так смешно, что Вера не удержалась и фыркнула.

      «Да он же меня просто ревнует! – вдруг поняла она. – Господи боже мой, он меня ревнует!»

      Ее охватил такой восторг, как будто муж не приревновал ее к несуществующему сопернику, а сделал ей неожиданный и сногсшибательный подарок – бриллиант, что ли.

      Она стояла посередине комнаты, как новогодняя елка, и, как елка, искрилась счастьем. Что-то произошло – в ней самой, в воздухе комнаты… В жизни!

      И тут другая догадка, гораздо более отчетливая и ясная, чем даже догадка о его ревности, пришла ей в голову.

      «Я больше не буду с ним жить, – подумала Вера. – Он мне совсем не нужен».

      В этом неожиданном решении не было никакой логики. По естественной женской логике, в которой Вера знала толк, она должна была бы использовать свою неожиданную догадку о мужниной ревности с максимальной пользой. Ведь просто дух захватывало при одной мысли о том, какие горизонты открывала эта догадка! Теперь ничего не стоило добиться, чтобы Дима забыл дорогу к проклятому Жорке, чтобы проводил и вечера, и выходные-праздники дома, чтобы водил жену в театры и в рестораны не то что по первому требованию, но по едва заметному движению ее брови, чтобы… Да мало ли чего можно было теперь добиться! Новая жизнь маячила перед