Ожерелье казненной королевы. Наталья Александрова

спутницы. В руке у него был чемоданчик, в каком сантехники и электрики носят свои инструменты.

      Едва проникнув в квартиру, роскошная особа уставилась на меня обличающим взглядом и воскликнула:

      – Почему не освобождаем помещение?

      – Что? – растерянно переспросила я. – Чего вы от меня хотите?

      – Чтобы вы незамедлительно покинули объект! Вообще, кто вы такая и на каком основании здесь находитесь?

      – Я тут живу, – ответила я мрачно, и меня внезапно захлестнула злость. Надо же, даже это жуткое жилище у меня хотят отобрать! А мне куда же – на улицу?

      Я здесь живу и никуда отсюда не тронусь! – отрезала я как можно тверже, вспомнив, что сосед советовал держаться стойко. Стоять насмерть, за нами Москва, они не пройдут и так далее…

      Однако моя твердая позиция не произвела на женщину никакого впечатления. Она двинулась вперед, тесня меня к двери моей комнаты, и при этом продолжала вещать:

      – Еще как тронетесь! Вы должны немедленно освободить эту жилплощадь!

      – Да кто вы такая? – Я пыталась удержать ее на пороге своей комнаты, не пустить ее внутрь.

      – Я – техник жилконторы! – ответила женщина с необыкновенным апломбом и через мое плечо заглянула в комнату.

      При этом в ее глазах вспыхнул хищный огонек, как у кошки, которая заприметила посреди кухни легкомысленную мышь и уже приготовилась к прыжку.

      Тут я увидела на столе бумагу, которую подписала жуликоватая старушка Анна Викентьевна, и сунула ее под нос незваной гостье:

      – Вот, видите? Я имею полное право жить здесь еще три месяца! Я все оплатила…

      – Меня это не касается! – выдохнула тетка и попыталась вырвать у меня договор. – Вы должны освободить помещение в двадцать четыре часа, иначе я приму меры…

      – И куда мне деваться? На улицу?

      С этими словами я спрятала договор поглубже в карман: в нем была моя единственная надежда не оказаться без крыши над головой.

      Она уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут за ее спиной раздался грохот, треск и топот, как будто по коридору неслось стадо обезумевших слонов. Тетка в песце попятилась и обернулась на шум, а я, наоборот, шагнула вперед и прикрыла за собой дверь своей комнаты – так оно надежнее.

      По коридору бежал Федя.

      Но сегодня я едва узнала его: волосы его стояли дыбом, из приоткрытого рта капала слюна, глаза были дико выпучены и вращались, как колеса буксующего мотоцикла, причем мне показалось – в разные стороны. Федина неизменная рубаха была расхристана, пуговицы вырваны с мясом, но самое главное – в руке он держал топор и размахивал им, как ветряная мельница лопастями.

      – А-а-а! – завопил Федя, приближаясь к нашим незваным гостям, – не подходи! Всех зарублю! Всех, к чертям свинячьим, в капусту нашинкую! В капусту провансаль на салат, на винегрет!

      – Это еще что такое? – проговорила женщина, заметно утратив свой апломб. – Это что за явление?

      – Всех зарублю! – визжал Федор, неумолимо надвигаясь. – Вы не знаете