Темная сторона закона (сборник). Николай Леонов

столе под салфеткой пирожки, бери, не стесняйся, – предложила она. – За качество, правда, не отвечаю, не я пекла, а Верка – это Сонькина старшая. Одна она сейчас в России осталась, остальные девки в Америку съехали.

      – А зовут их, наверное, Надежда и Любовь – мать ведь Софья, – сказал Гуров, беря пирожок, оказавшийся очень вкусным, о чем он тут же и сказал домработнице.

      – Значит, научилась наконец-то, – буркнула та. – А насчет имен ты правильно понял, так их и зовут.

      – Наверное, трудно вам одной такой большой дом в порядке содержать? – продолжил Гуров светскую беседу.

      – Это когда мы всем кагалом здесь жили, маме приходилось крутиться, а как все разъехались и остались мы с Сонькой вдвоем, так теперь тут, считай, и делать-то нечего, тем более что вторая половина давно заперта.

      – Извините, Дарья Федоровна, но что это вы о своей хозяйке так фамильярно?

      – Так сестры же мы, – ответила она и, увидев изумленный взгляд Гурова, хмыкнула: – Смотри не подавись! Мы с ней молочные сестры! Мать моя ее выкормила, потому что родная-то родами умерла! Так что я в этом доме, как и она, с пеленок живу.

      – Наверное, не раз ей предлагали его продать? Такой особняк в центре Москвы дорого стоит, – заметил Лев.

      – Да уж устали этих покупателей, как мух, гонять, – отмахнулась женщина. – У Соньки целая пачка визиток лежит. И каждый все уговаривал, все просил: если надумаете продавать, то позвоните, и я вам, сколько скажете, немедленно заплачу, хотите – наличными, хотите – на счет в банке. Это Сонька, когда Семка умер, а девки разбежались, слабину дала, вот они в нее и вцепились. А потом подумали мы с ней и поняли, что ни в одну квартиру мы все это добро не вместим – веками же собиралось! Тут же что мебель, что посуда, – сплошной антиквариат. А библиотека? А картины? Репин, Шишкин, Серов, Айвазовский, Васнецов и все такое! А фарфор? А хрусталь?

      – Наверное, Вера здесь потому и осталась, чтобы со временем все унаследовать?

      – Не спрашивала, – сухо ответила домработница. – Это Сонькино дело, кому оставлять.

      Но вот чай был налит, Дарья Федоровна, кряхтя, села за стол и, устроившись поудобнее, начала рассказывать:

      – Как Сонька в больницу легла, я тут одна осталась. А вчера у Веркиного мужа день рождения был, вот она меня и попросила, чтобы я утром пришла и помогла ей все приготовить, а потом и на празднике посидела. И ведь хотела она Тольку за мной прислать, чтобы на машине привез, да я, дурища такая, отказалась. Прогуляться решила, дубина стоеросовая! Живут-то они недалеко. Ну, сдала я дом на пульт и пошла. А на полпути навернулась во весь рост! Как ничего себе не сломала, сама удивляюсь! Хорошо, люди добрые подняли и до дому довели! Вошла я и тут же словно в тиски попала. Рот мне зажали, а мужик какой-то на ухо шепчет: «Бабка! Молчи! Не доводи меня до греха! Мы не воры и не грабители. Нам просто нужно найти здесь одну вещь, которая твоей хозяйке не принадлежит. Если поняла, кивни». Кивнула я, конечно, а сама думаю, что дом-то с охраны я не сняла, так что полиция мигом тут будет. Тогда он руку от моего рта отвел, а я ему говорю: «Сынок! Все я поняла, только если