Муравьиный лабиринт. Дмитрий Емец

tres.ru)

      Дорожные знаки разведчика

      Начало есть более чем половина всего.

Аристотель

      Дополнения к «Кодексу ШНыра»

      Степень служения определяется степенью бескорыстия, и больше, по сути, ничем.

      Вещи не имеют собственника. Они принадлежат тому, кто ими пользуется, до того момента, пока он ими пользуется.

      Саможаление лишает нас сил, и вместо того, чтобы бороться, мы становимся бесполезными.

      Человек – это способность делать то, что не хочется. Если этой способности нет, нет и человека.

      Устал ходить – беги. Устал бежать – лети.

      На дне всякого удовольствия лежит жаба.

      Сложнее всего любить. С остальным, худо-бедно, справиться можно.

      Мало верить в Бога. Надо довериться Богу.

      Жалость к себе убила больше людей, чем все войны в мире.

      Только в любви есть последовательность. Во всем остальном ее нет.

      Совлекись собственных хотений!

      Всякая жизнь начинается с теории и заканчивается практикой.

      Плыть надо не столько быстро, сколько упорно. Если плывешь с перерывами, никуда не продвигаешься, потому что течение жизни всегда встречное.

      После первой любви к человеку или делу всегда следует охлаждение. Если в этот момент всякий раз бросать и пятиться назад, жизнь превратится в бег по замкнутому кругу.

      Пока я зол и неблагодарен, мне ничего действительно важного доверить нельзя, потому что я буду только злее и неблагодарнее.

      Во всякое начинание нужно вложить сердечную боль. Любое движение вперед возможно только через боль. Все, что мы не поливаем болью, перешагиванием через себя, не приносит плодов.

      Нет ничего проще, чем всегда быть против. Легко критиковать и с чем-нибудь бороться. Гораздо труднее просто сидеть на одном месте и бороться с самим собой.

      Все, что сделано не для себя, – делает человека сильнее. Все, что сделано для себя, делает человека слабее. Однако все, что сделано не для себя, на самом деле для себя. Парадокс.

      Когда о человеке говорят много дурного, он нередко оказывается хорошим.

      Когда тебе хочется кого-то ненавидеть, ты изыскиваешь любой повод. Даже самый ничтожный. Но дело тут не в поводе, а в том, что тебе хочется ненавидеть.

      Мы не боремся со злом, потому что нам кажется, что так оно нас не тронет. А оно все равно тронет, потому что оно зло.

      Нельзя показывать слабость не потому, что ее не видят. Просто когда ее показываешь, она усиливается.

      Не надо пытаться казаться лучше, чем ты есть. Но и хуже не надо. Надо сразу показаться собой. Другие два варианта заведомо провальные и только пожирают время, плодя тупиковые комбинации.

      Как растение вбирает свет, так и человек вбирает любовь.

      Глава 1

      Донна Ринья Дель Пегги

      Я никого, кроме себя, не люблю, и никого, кроме себя, не жалею. Мне никто всерьез не интересен, и ничего я так сильно не желаю, как чтобы мне было хорошо. Это вытекает из моих поступков. До поры до времени они предсказуемы, но стоит мне нагрузить себя выше невидимой черты или ограничить, или обмануться в каких-то надеждах, моментально начинает переть грязь, скрытая где-то внутри. Если я иногда притворяюсь любящим, это вытекает либо из хорошего настроения, либо из каких-то соображений, либо из желания комфорта, либо в надежде получить что-то. Истинной же любви, т. е. безусловной, постоянной и не требующей ничего взамен, у меня нет ни к кому.

Из дневника невернувшегося шныра

      Подушка, кувыркаясь, врезалась в стену и жалобно пустила перо.

      – Если ты не положишь свой планшет – я тебя убью! Ненавижу, когда на меня все время смотрят через планшет! – заорала Фреда и урча, как голодный вурдалак, вернулась к круглому пластиковому столику. Он был завален черновиками анкет и тестов, которые Фреда скачивала с сайтов крупных европейских университетов. Эти тесты вечно переводились, трижды перепроверялись, заполнялись и отправлялись по одной Фреде ведомым адресам. Порой они исчезали с концами, а иногда возвращались в виде новых тестов или приглашений. И снова Фреда что-то сканировала, отсылала, переводила и доказывала. Ее острое лицо становилось еще острее, а выпуклый лоб еще упрямее.

      Каждая неделя начиналась с того, что Фреда собиралась уходить из ШНыра, и заканчивалась тем, что она, из величайшей милости, оставалась еще на неделю.

      Лара лежала на спине и критически разглядывала ногти. В комнате до рези в глазах пахло жидкостью для снятия лака.

      – Можно неприличную просьбу? – пропела она.

      – Ну… – откликнулась Рина. Она знала, что, если не отзовется, Лара будет повторять про «неприличную просьбу»