Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля?. Александр Костин

усилия врачей, жизнь Андропова спасти не удалось»[135].

      Здесь не место и не время разворачивать дискуссию на тему о том, что в конечном итоге задумал осуществить Ю. В. Андропов, но только не «…приведение общественного бытия в соответствие с социалистической идеологией». Из всего сказанного нами выше, Ю. В. Андропов, скорее всего, замышлял провести глубокую экономическую и социально-политическую реформу по китайскому образцу, сохранив коммунистическую партию и государство, путем постепенного перехода к рыночным отношениям, сохранив государственный контроль над естественными монополиями в экономике.

      Умирал Ю. В. Андропов мучительно. По воспоминаниям академика Чучалина, который принимал непосредственное участие в лечении больного, Андропов до последних дней: «…сохранял ясный ум, хотя у него отказали почки, печень, легкие, и мы применяли внутривенное питание. Двое охранников ухаживали за ним, как за малым ребенком, перестилали кровать, переносили Генсека с места на место. Видеть Андропов мог только одним глазом, но читал много – около четырехсот страниц в день. В последние дни охранники переворачивали ему страницы – сам не мог…»[136]

      Оставим на некоторое время рассказ о жизни и кончине Ю. В. Андропова, многие страницы и отдельные факты которых остаются загадками и по сей день, и вернемся к Б. Н. Ельцину, который только-только окунулся в среду кремлевских интриг, заговоров и взаимных подсиживаний со стороны обитателей кремлевского Олимпа. Безусловно, Ельцин немало был наслышан о «кремлевских тайнах», о которой судачили почитай на каждой советской кухне, куда информация «просачивалась» никому не ведомыми путями и, как правило, в гипертрофированном виде, и с некоторым внутренним беспокойством окунулся в совершенно незнакомую ему среду.

      Подобно многим провинциальным руководителям у Ельцина всегда было двойственное отношение к Москве: с одной стороны, как мы уже отмечали выше, он рвался в Москву, поскольку потенциал его карьерного роста в Свердловске был полностью исчерпан, а с другой, он побаивался ее, как страшаться люди всего далекого, до поры до времени недоступного, а поэтому непонятного. Сам он в «Исповеди…» признавался:

      «В стране существует некий синдром Москвы. Он проявляется очень своеобразно – во-первых, в неприязни к москвичам и в то же время в страстном желании переехать в Москву и самому стать москвичом. Причины и корни того и другого понятны, они не в людях, а в той напряженной социально-экономической ситуации, которая сложилась у нас. Ну, и в вечной страсти создавать потемкинские деревни. Москва, куда приезжают иностранцы, хотя бы она одна должна выглядеть внешне привлекательней, здесь должны быть продукты питания, здесь – те вещи, товары, о существовании которых в провинции забыли. И вот едут иногородние в Москву, встают в огромные многочасовые очереди за импортными сапогами или колбасой и злятся на москвичей, которым так в жизни повезло, у них все есть.

135

С. Эльманович. Социал-капитулизм (1961–1991 гг.). Экономическая и философская газета, № 26–27. июль 2008. С. 7.

136

Цит. по: В. Легостаев. Гебист магнетический. «Завтра», № 6, 2004.