Сестра Зигмунда Фрейда. Гоце Смилевски

бросилась в Дунай, потому что родители решили выдать ее замуж за незнакомого человека. Я всегда молча слушала их беседы, но в этот раз решилась спросить:

      – А почему она не вышла замуж за своего брата?

      Анна и Роза тихонько захихикали.

      – Потому что брату и сестре нельзя жениться, – объяснила Анна.

      – Как только братья и сестры находят себе спутников жизни, они становятся чужими друг другу, словно до этого и не были знакомы, – сказала Роза и добавила, что чаще всего родители сами выбирают мужа для дочери и иногда им становится человек, с которым она никогда раньше не встречалась.

      Тем вечером я долго не могла заснуть – сон от меня гнала мысль о том, что однажды мы с Зигмундом расстанемся и станем чужими друг другу; жизнь и так была страданием, странствием с камнем на шее, но, видимо, предстояло нечто еще более мучительное.

      На следующее утро я, проснувшись, сразу же пошла к маме. Она выливала воду из кастрюли с вареной картошкой, а затем брала по одной картошине и перекладывала в большую общую миску. Наблюдая за тем, как она накрывает на стол, я спросила, могут ли пожениться брат и сестра.

      – Конечно не могут, – ответила она и начала чистить картофелину, дымящуюся у нее в руке.

      – Почему?

      – Потому что так сказал Господь Моисею. – Она дала мне очищенную картофелину.

      – А что сказал Господь Моисею? – Я подула на картофелину, которая жгла мне пальцы.

      – Он сказал: «Если кто возьмет сестру свою и увидит наготу ее, и она увидит наготу его: это срам, да будут они истреблены пред глазами сынов народа своего».

      Я слушала, но ничего не понимала. Затем спросила:

      – Но почему он так сказал, ведь брат и сестра – самые близкие люди?

      – Сейчас ты не можешь этого понять. Поймешь, когда вырастешь.

      – А если я не хочу вырастать?

      Мама улыбнулась.

      – К сожалению, это решаем не мы, а время, – ответила она и вышла из кухни.

      Я откусила кусок картофелины – он был горячим и обжег мне нёбо и язык, – тут же выплюнула его на ладонь и стала дуть. В кухню вошел брат и, увидев, что мамы здесь нет, поцеловал меня в лоб. Он сказал, что сегодня проспал, поэтому не будет завтракать дома. Он взял с собой ломоть сыра и две картофелины. Я последовала за ним к выходу и, прежде чем Зигмунд успел переступить порог дома, сказала:

      – Обещай, что мы всегда будем вместе.

      – Обещаю, – ответил он, выходя на улицу, а я поднесла к губам кусок картофелины, который перед этим выплюнула на ладонь.

      Его обещание значило для меня намного больше, чем слова Господа, обращенные к Моисею, который потом передал их своему народу. Для нас Господа не существовало, потому что родители не рассказывали нам о нем, а Моисей был не пророком, а всего лишь героем легенды, которую поведал нам отец.

      Моисей был ребенком, спасенным матерью от фараона, приказавшего казнить всех младенцев мужского пола – потомков Иакова: