Дальний приход (сборник). Николай Коняев

колодец. С наслаждением вдыхал он свежий и чистый утренний воздух…

      Марию-алтарницу отец Игнатий увидел, когда уже подходил к колодцу, она вышла откуда-то из-за заборов, и отец Игнатий еще удивился: чего она делала там, в нехоженых снегах…

      Мария даже не поздоровалась. Заливаясь слезами, припала к руке священника.

      – Горе-то, беда-то какая у нас, батюшка… Обокрали ведь нас…

      – Обокрали?

      – Ага… Обокрали… Ночью свет на подстанции выключили, а утром я в церковь пришла, смотрю – окошко выдавлено. Иконы из летнего придела унесли… И Заступницу нашу небесную. Тихвинскую…

      – Четыре иконы взяли или больше? – спросил отец Игнатий, чувствуя, как тускнеет вокруг солнечный день.

      – Четыре… Четыре, батюшка… Самые старые и унесли образа. А ты откуль знаешь, сколько?

      – Знаю, Мария… – вздохнул отец Игнатий. Опустил в обледеневший сруб ведро и чуть тронул рукоятку ворота. – Знаю…

      Загремела цепь. Ведро полетело в студеную глубину сруба.

      – Неужто почувствовал?! – Мария смотрела сейчас на священника, и глаза ее расширились, вбирая его всего, как чудо.

      – Нет! – коротко ответил он, поворачивая ручку ворота. – Ко мне на станции парень подошел. Он и рассказал, что украл иконы…

      – Подошел?! Сам?!

      – Сам… – Подхватив колодезное ведро, отец Игнатий перелил в свое студеную воду. – Спросил: грех ли это?

      – А вы?!

      – Так чего же я… Велел иконы назад принести…

      – И што? – Мария помотала головой. – И в милицию не заявили?

      – Не заявил… – Держа в одной руке ведро, а в другой – батожок, отец Игнатий зашагал по протоптанной в снегу тропиночке.

      Уже из калитки оглянулся. Мария-алтарница так и стояла у колодца и смотрела на него.

      День выдался хлопотливый, долгий.

      И вроде бы обычные все дела, но никогда не утомляли они, а сегодня… Только к вечеру отец Игнатий догадался, что не от хлопот эта усталость, а от того разговора на автостанции.

      – Нешто и сегодня служить будем, батюшка? – спросила топившая печи в церкви Мария. – Может, не надо?

      – Как же не надо… – с неудовольствием, что не сумел скрыть усталость, ответил отец Игнатий. – Народ даже приезжий есть.

      Мария вздохнула, и лицо ее приняло то скорбное выражение, которое появлялось всегда, когда она хотела показать, что и слова, и убеждения – все у нее кончилось, и раз не хотят исправить дело, как она советует, то пусть как будет, так и будет… Мария выросла и состарилась при храме, и к молодому, по возрасту годящемуся ей в сыновья священнику относилась сложно. В духовной жизни во всем полагалась на него, доверяя сану, но что касается церковного хозяйства, старалась все делать по-своему. Не перечила, конечно, когда отец Игнатий поправлял ее, но тотчас же как бы вся заливалась скорбью, показывая, что только и остается ей теперь молить Царицу Небесную, чтобы образумила Та своевольного батюшку. Сейчас Мария тоже скорбела, должно быть, о робости и нерешительности отца Игнатия, у которого в руках, можно сказать,