Дальний приход (сборник). Николай Коняев

нции, где возле похожего на сарай здания теснились разноцветные кооперативные ларьки. Некоторые из них уже работали.

      Купив билет на Петровское, священник устроился в уголке зала ожидания. Перебирая четки, повторял он слова молитвы, стараясь не смотреть на замусоренный пол, на стены, покрытые грязными разводами подтеков. И на компанию молодых людей, что сидела напротив, он тоже старался не обращать внимания.

      Нехорошая была компания…

      Все трое были одеты, как в униформу, в черные кожаные куртки. На ногах – яркие, заляпанные снизу штаны и сапоги-луноходы с проступающими на них из-под слоя грязи иностранными лейблами…

      Бутылки с разноцветными наклейками бродили по рукам.

      Похоже было на проводы.

      Провожали Мишуху – светловолосого паренька с искривленным, сломанным, наверное, в драке носом. Был он пожиже своих приятелей. Кожаная куртка болталась на его плечах, как чужая. И точно так же, как куртка, чужими были жесты, чужой – кривящая губы усмешка…

      Отвлекшись от молитвы, отец Игнатий подумал, что, наверное, поэтому и производит Мишуха такое неприятное впечатление. Он весь был как-то опасно непредсказуем…

      Отец Игнатий пожалел, что не устроился в стороне от компании, надо было сесть у дверей, где толкались у кассы пассажиры… Но пересаживаться сейчас? Нет… Перебирая четки, священник опустил голову, стараясь не смотреть на молодых людей.

      Он снова представил, как приедет наконец на приход, где зима как зима и река настоящая, и лес, а главное – видимый отовсюду парит над округой храм, собирая и наполняя смыслом и красотой окрестность…

      – А я подойду! – перебил его мысли голос. – Сам у попа спрошу!

      Отец Игнатий поднял голову и увидел, как, оттолкнув черноволосого, более трезвого на вид приятеля, встал со скамейки напротив Мишуха.

      – Батюшка… – обдавая священника тяжелым запахом перегара, сказал он. – Я с тобой потолковать хочу…

      – В храм приезжай… – ответил отец Игнатий. – В порядок себя приведи и приезжай. Там и поговоришь.

      – Нет… Я сейчас хочу.

      – Кончай барахлить, Мишуха! – сказал черноволосый парень. – Чего к попу лезешь?! Тут же народ!

      – Отвали, моя черешня! – По искривленному Мишухиному лицу блуждала пьяная ухмылка, и все никак не приклеивалась к кривящимся губам. – Мы сейчас, вась-вась, с батюшкой потолкуем… Чего ты смотришь так на меня? Может, я исповедаться желаю…

      – Рассказывай… – смиренно вздохнул отец Игнатий. – Чего у тебя?

      – Ага… – сказал Мишуха. – Я скажу, а ты меня в ментовку потянешь… Что? Не так?

      – Ну, тогда и не говори, если боишься…

      – Я боюсь? Я ничего не боюсь, понял? Просто мне узнать надо… Если Бог есть, то грех это – иконы в церкви украсть?

      – Бог-то есть… А ты сам кто, крещеный?

      – Крещеный, конечно… – даже обиделся Мишуха. – Чего я, нерусский, что ли? Бабка меня крестила…

      – Ну, а раз крещеный, да еще русский, то знай, Михаил, что больше этого греха и не бывает, наверное.

      – Не бывает?

      – Не бывает…

      Захрипел динамик. Объявили посадку. Пассажиры, что толпились у двери, затолкались у выхода. Приятели Мишухи тоже встали.

      Отец Игнатий остался сидеть – это был не его рейс.

      – Мишуха! – сказал черноволосый парень. – Кончай козлить. Пошли, на улице покурим.

      – Нет! – покачал головой Мишуха. – Вы идите, а я потолкую еще маленько. Дак что же это у тебя, батюшка, получается? – глумливо усмехаясь, спросил он. – Значит, на заводе, к примеру, украсть можно, у соседа тоже, а у вас, у попов, нельзя? Ин-нтересная, скажу я тебе, альтернатива получается.

      – Красть вообще грех… – проговорил отец Игнатий, машинально перебирая четки. – Но в церкви ты не у попа крадешь, не у прихожан, а у тех святых, в чье имя храм поставлен. Ведь все, что есть в храме, им принадлежит… Вот и думай теперь, почему у святых красть самым страшным грехом считается… А ты много украл-то икон?

      – Да четыре доски взяли всего… Мы… – Мишуха не договорил. Глумливая улыбка сползла с его губ. Лицо побледнело.

      Отец Игнатий оглянулся – в зал ожидания вошли двое милиционеров. Они остановились возле печки, внимательно оглядывая опустевший зал.

      – И где же вы кражу совершили? – строго спросил отец Игнатий.

      – Какую кражу?

      – Испугался, значит?

      – Я?! – Мишуха с вызовом взглянул на отца Игнатия. – Вот еще! Ну и что? Если я скажу, что у вас, в Петровском, иконы украл, сразу и сдашь ментам? Все равно ведь ничего не докажешь!

      Отец Игнатий опустил голову. Пальцы, перебиравшие четки, замерли.

      – Не буду я тебя никуда сдавать, – с печалью сказал он. – От той милиции, перед которой тебе предстоит отвечать, еще никому не удавалось скрыться.

      Он почувствовал, что задыхается здесь, в этом помещении.

      Встал. Подхватив тележку, покатил