Аварийная команда. Роман Глушков

спиной плетущегося позади всех Тумакова лязгнул по уключине второй шлагбаум. Никакого электронного механизма на нем не наблюдалось, и потому было решительно непонятно, кто и каким образом вздумал над нами подшутить. Мы замедлили ход и начали в замешательстве озираться. Неужели студент прав и здесь действительно расположена закрытая для свободного прохода территория? Но что за эксперименты на ней проводятся?

      Шутники не заставили себя долго ждать. Как только мы догнали Банкиршу, тут же перед шлагбаумом словно из-под земли нарисовались три человека. Их одинаково неказистые, сутулые фигуры наводили на мысль, что троица сплошь состоит из близких родственников – возможно, братьев. В отличие от моих спутников я был знаком еще с одним членом этой семейки, который в данный момент здесь отсутствовал. Речь, естественно, шла о безликом Рипе – таком же уродливом и бесцеремонном ублюдке, как и эта братия. Разве что с лицами у них был полный порядок да одежда выглядела поприличнее, но в остальном фамильное сходство отчетливо прослеживалось.

      Неизвестно, что случилось с лицом у Рипа, но на его месте я бы не слишком переживал об утрате такой физиономии: вытянутая, как в кривом зеркале, с непропорционально большими глазами, курносым до абсурда носом – ни дать ни взять, поросячий пятачок! – полным отсутствием губ и ярко выраженной прогнатией – аномалией прикуса, при которой верхняя челюсть выступает вперед гораздо дальше обычного. Плюс ко всему косматая троица, похоже, тоже слыхом не слыхивала ни о парикмахерских, ни о шампунях. В темноте я бы ни за что не отличил этих горбунов друг от друга. Но при свете дня (или в нашем случае – «зависшего» утра) кое-какие индивидуальные черты в каждом из них все же были заметны.

      Одежда незнакомцев была напрочь лишена вкуса. Казалось, что она скроена по тем лекалам, на которых портные еще только осваивают азы своей специальности. Куртки, рубахи, штаны – все сшито примитивно и без изысков. Даже полевая форма нашего прапорщика в сравнении с одеждой горбунов казалась шедевром швейного искусства. С ботинками у них творилась похожая беда. Массивные, с тупыми квадратными носами, это были такие же, как у Рипа, «шлакоблоки» неимоверного размера, больше походившие не на приличную обувь, а на колодки каторжников.

      При виде уродливой компании Банкирша растерянно попятилась. Неизвестно, с кем она собиралась учинить скандал, но только не с пучеглазыми мутантами, что, по всем приметам, дали деру из циркового фрик-шоу. Я обернулся, полагая, что увижу позади еще одну группу горбунов – загонять в ловушку, так по всем правилам, – но, вопреки опасениям, наш тыл оставался открытым. Однако что означал этот спектакль со шлагбаумами? Арест или всего лишь сбор дорожной пошлины?

      – Кто вы такие? – стараясь вернуть голосу прежнюю уверенность, спросила Агата горбунов. – И что за выходки вы себе позволяете?

      – Шестеро! – подытожил один из вертухаев, пересчитав нас взглядом. Горбун говорил с товарищами, а не с Банкиршей, которую, кажется, в упор не замечал. – Что-то