Стильная жизнь. Анна Берсенева

не успела в свой театральный… Училась бы пока в МАДИ.

      Аля тряхнула головой, и замершая было картинка снова ожила в ее глазах.

      – Зачем? – пожала она плечами. – Зачем это я буду в МАДИ учиться?

      – Ну-у… На всякий случай!

      Аля рассмеялась.

      – Ох, Кляксич! Да не бывает никакого «всякого случая», понимаешь? Думаешь, мне легко было понять, чего я на самом деле хочу? Да я, может, из-за этого год и пропустила. А теперь буду в твоем дурацком институте всякого случая ждать?

      – Я же не настаиваю, – смутился Максим. – Как хочешь, Алька…

      – Конечно, как хочу, – согласилась она.

      По дороге к пруду Максим купил мороженое, но Аля не ела его, а держала в руке, и белые капли просочились наконец сквозь блестящую обертку.

      – Смотри, у тебя все туфли в мороженом, – заметил он. – Погоди, дай-ка я вытру.

      Максим достал носовой платок и присел на корточки перед Алей. Она бросила полурастаявшее мороженое под лавочку и рассеянно смотрела, как он вытирает липкие капли с ее бронзового цвета босоножек. Вдруг рука его замерла, потом коснулась Алиной лодыжки в перекрестье узких ремешков… Потом Максим обнял ее ноги и быстро поцеловал куда-то в колено.

      Это произошло совершенно неожиданно, но Аля даже не удивилась.

      – Ну вот, Кляксич, – сказала она. – Это еще зачем?

      Она легонько щелкнула его по лбу, чтобы он отпустил ее ноги, но рука ее при этом задержалась, на мгновение запуталась в его волосах, и жест получился ласковый – как будто она не оттолкнуть его хотела, а удержать. Наверное, Максим почувствовал это: прижался лбом к ее руке.

      И Аля тут же отвела руку.

      – Почему, Алька? – Максим поднял на нее глаза, и Аля увидела, что они подернуты поволокой. – Я же… Я тебя люблю! – выпалил он.

      Конечно, этого он мог и не говорить – и так было понятно. А все-таки приятно было услышать признание в любви!

      И вдруг ей стало стыдно… Так стыдно ей было только однажды, в шесть лет, когда они с Нелькой удрали на целый день в парк Горького на аттракционы, и, вернувшись домой уже в темноте, Аля увидела мамины глаза: светло-серые, они стали совершенно черными из-за расширенных от тоски и ужаса зрачков…

      Аля даже не поняла сначала, при чем здесь Максим с его признанием. И в глазах его совсем не было ужаса, и вообще – с чего вдруг такой детский стыд?

      «Да ведь я сама этого добилась, – вдруг подумала она. – В одну секунду добилась и взгляда этого, и слов – только пальцем шевельнула… Ведь я совсем в него не влюблена, да я о нем даже не думала сейчас, мне вообще не до него было!»

      Конечно, это было именно так. Она думала не о Максиме, а о тех бесконечных месяцах, которые отделяли ее от следующего лета, и о том, как же выдержать эту зиму в одиночестве своих фантазий, и мечтаний, и сомнений. И вдруг возникла красивая картинка: застывшая гладь пруда, юноша на коленях перед девушкой – и ей безотчетно захотелось продолжить: признание, влюбленный взгляд…

      И так легко оказалось – она ни на секунду не задумалась, чтобы сыграть этот