Строговы. Георгий Марков

на деревьях была скудной и чахлой. Мужики вспахали землю под яровые и ждали первого дождика, чтобы начать сев.

      На Троицу Захар и Анна с Артемкой поехали на несколько дней в село. На этом особенно настаивал Захар. Любил старик погулять на праздниках, а мужики, обреченные на безделье, уж конечно, не упустят случая справить праздник как следует. Дома оставались Агафья да гостившая у нее старуха Суркова Анфиса.

      Дед Фишка решил, что более удобного времени для поджога заимки Зимовского не дождаться. В случае подозрений старуха Суркова могла показать, на какое время он отлучался из дому, и всякому будет ясно, что за одну ночь старому да еще больному человеку туда и обратно не обернуться.

      Когда солнце низко опустилось над лесом, дед Фишка сказал сестре нарочно громко, чтобы слышала глуховатая Анфиса:

      – Я, Агаша, на омута пошел. Позарюю. Утятинки свежей что-то дюже захотелось.

      Анфиса покачала головой.

      – Эка непоседа какой! Лежал бы себе на кровати.

      – Да и верно, Фишка, сидел бы дома, а то завалишься где-нибудь в лесу, стыд-позор от людей нам будет. – Сестра посмотрела на него с сочувствием. – Отходил, видно, сокол.

      Дед Фишка еще больше стянул морщины к носу, стоял молча, опустив руки, чего-то выжидая.

      – Ну что стоишь? Иди уж, коли собрался. Отговаривать тебя все равно без толку.

      Дед Фишка быстро собрался.

      – Далеко-то не ходи! – крикнула ему вдогонку сестра.

      – Куда там далеко! Тут вот, по Соколам, возле двора поброжу.

      За пасекой, у речки, дед Фишка спрятал ружье в дупло осины и пустился на заимку чуть не бегом.

      Засветло он успел пробежать половину пути. Один раз остановился ненадолго, лег на землю и, подняв кверху ноги, отдохнул.

      Ночь опустилась на тайгу темная, тихая. Деревья потеряли очертания. Небо было почти таким же темным, как и земля.

      Дед Фишка шел ощупью, посматривая на небо, ожидая появления месяца.

      На счастье, месяц поднялся из-за леса полный и яркий. Тьма поредела, сосредоточилась в оврагах и чащобах. К полуночи в лесу немного похолодало. С северо-востока подул ветерок.

      За версту от заимки дед Фишка снял бродни, заткнул их за опояску. Теперь ноги в чулках ступали бесшумно и на сухой земле не оставляли следов.

      Показались темные очертания разбросанных на поляне построек: дом, сарай, два амбара, – двор походил на великана, который устал, лег на землю и, раскинув ноги и руки, крепко уснул.

      Ветер дул порывисто. На таежном озере крякали утки и надоедливо трещал коростель.

      Старый охотник остановился, прислушался. Потом, нагибаясь и палкой ощупывая перед собой землю, он направился к амбару. Из-за навеса послышался тяжкий вздох. Дед Фишка припал к земле, затаил дыхание. Вздох повторился. «Коровы вздыхают», – догадался он. Рядом с амбаром, на утрамбованном току, лежали вороха трухи и соломы.

      Присев за толстым пнем, дед Фишка вынул из кармана спички. Но вдруг дверь дома с визгом отворилась, и кто-то вышел на крыльцо.