Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни. Наталья Андреева

очередной «шедевр».

      – Ладно, скажи, чтобы это отнесли в мой кабинет.

      Она только фыркнула и мысленно послала его к черту. То есть к самому себе.

      У нее не было подруг: после случая с Ольгой Калининской Анна стала очень осторожной. Все, что ты скажешь, могут использовать против тебя. Она поняла, что женщина женщине всегда соперница, и потому надо держать ухо востро, в то время как мужчина всегда готов искренне посочувствовать, поскольку сам принадлежит не к слабому, а к сильному полу. Поэтому с дамами деловых партнеров Ленского у Анны установились ровные и ни к чему не обязывающие отношения. Кончилось тем, что все, даже свои интимные женские проблемы она вечерами стала обсуждать с Ленским. Тот принимал это со свойственным ему цинизмом и давал довольно дельные советы.

      – Ты взрослеешь, Нюра, – сказал он однажды.

      – А ты стареешь.

      – Это жестоко.

      – Знаешь, ты ведь меня тоже не жалеешь. Сказал бы хоть раз чтонибудь приятное.

      – Например?

      – Ну, что я красивая.

      Он расхохотался и, прищурившись, внимательно оглядел ее с ног до головы:

      – Местами.

      – На себя посмотри.

      – А что? Я, между прочим, трезво себя оцениваю и на комплименты не напрашиваюсь. А ты лучше в телевизор посмотри, вот та баба – это да! Это чтото такое… – Он даже нарочно облизнулся, чтобы Анну еще больше позлить. Но онато давно знала, что жена Ленского начинала манекенщицей и с тех пор, как она сбежала, он откровенных красоток просто не выносит.

      В этот вечер они валялись на диване в гостиной перед огромным телевизором, пили пиво, закусывая его креветками, и смотрели музыкальный канал. Иногда Ленский позволял себе такую пошлость, как пиво, Анна же мечтала хоть немного поправиться, а после пива ей всегда хотелось есть. Так вот, они пили пиво, а на экране в это время резвилась крашенная под блондинку девица в красных кожаных шортах и туфлях на высоких шпильках. Камера все норовила залезть ей в трусы. Если бы Анну не повело слегка от пива, она бы, как всегда, смолчала. Всетаки она жила в доме Ленского и на деньги Ленского.

      Но алкоголь сделал свое злое дело. Анна ткнула пальцем в направлении экрана и завопила:

      – Да ты на нее посмотри!

      – А что? Красивая девка.

      – У нее же голоса нет!

      – Зато фигура шикарная, и музыка ничего, заводная.

      – Какая?

      – Ритмичная.

      – Ага, треньбрень. А слова?

      – При чем тут слова?

      – Да там даже рифмы нет!

      – А зачем рифма? Это же песня!

      – Это мерзость, а не песня.

      – Да ты и так не можешь. Критиковать легче всего, поэтому критиков всегда больше, чем исполнителей.

      – Что? Да я таких песенок могу наклепать сколько угодно!

      – Ты что, музыке училась?

      – Этой музыке и учиться не надо. Да, я не знаю нот, но зато я ее слышу, она уже во мне, и слова во мне. И зря я сказала, что могу наклепать сколько угодно таких песенок. Мои были бы лучше. По крайней мере, там были бы рифма и смысл, и в трусах я бы не стала прыгать, чтобы никто не заметил отсутствия у меня голоса