Жить на свете стоит. Марина Крамер

и новая семья. Однако это общение было скорее формальным – раз в неделю, чаще по понедельникам, отец звонил и интересовался делами. Но очень скоро Ника поняла, что делает он это больше для галочки, и на самом деле ее новости Геннадия Васильевича не особенно интересуют. Закралась обида. А потом и вовсе выяснилось, что свою приемную дочь он считает родной, помогает ей материально и называет наследницей, хотя имеет кроме Ники еще и сына от второго брака – маленького Мишку. Вероника пару раз бывала в доме отца, встречалась с его новой женой Майей – красивой, активной женщиной, работавшей в том же банке, что и отец. Майя не выказывала недовольства визитами Ники, но и особого восторга и гостеприимства тоже не проявляла, поэтому Стахова ограничила свое общение с отцом телефонными разговорами. Но глубоко внутри ржавым гвоздем царапалась обида – приемную дочь Лизу Геннадий Васильевич любил как родную, а ее, Нику, просто терпел. В такой ситуации обращаться к нему Стахова не особенно хотела, но не исключала, что если станет совсем туго, то придется наступить на свою гордость. А этого не хотелось…

      И вот тут, как говорится в старинных романах, судьба послала вестника.

      – Стахова? Ника? – раздался за спиной мужской голос, и Ника обернулась. Прямо за ней стоял высокий худощавый парень в длинной черной куртке, серых джинсах и ослепительно-белых для московской ноябрьской слякоти кроссовках. Она узнала его мгновенно – ну, еще бы, как можно забыть свой самый первый студенческий роман! Игорь Яблоков, ее однокурсник и первая любовь…

      – Никуся! Как я рад видеть тебя! – продолжал Яблоков, словно не замечая Никиного растерянного лица. Он тут же скинул куртку на ближайшую вешалку, уселся за стол и махнул официанту, прося меню. – Ты какими судьбами в «нерезиновую»?

      Игорь вел себя так, словно это не Ника бросила его на третьем курсе, увлекшись ярким и слегка хлыщеватым преподавателем английского, словно не Ника прекратила всякое общение с ним. Стахова не могла оправиться от шока и подобрать нужные слова, даже ответить на простой вопрос ей вдруг показалось трудным. Как будто Ника устыдилась себя той – из прошлого.

      – Ну, что же ты молчишь, Никуся? – ласково глядя на девушку, спросил Игорь.

      – Ты как с неба свалился, не ожидала тебя вот так встретить… тут, – пробормотала Стахова, отодвигая от себя полупустой бокал, – я растерялась, извини.

      – Ну, так собирайся, – подмигнул Яблоков и повернулся к официанту: – Даме повторите латте, а мне капучино без корицы, яблочный фреш и «Прагу». Никуся, ты не хочешь сладенького? Тут изумительная «Прага».

      – Ты забыл, что я не ем сладкого, – улыбнулась уже пришедшая в себя Стахова.

      – О, прости, действительно забыл, время, время… Зато я не забыл, что ты очень талантливая журналистка, Никуся. Работаешь здесь?

      – Уже нет, – призналась Ника, которой не особенно хотелось рассказывать о том, как глупо она оказалась «на улице».

      – Слушай,