У Германтов. Марсель Пруст

часть ее жизни, жизни, которую я видел только сквозь ее имя, разве они не становились непостижимыми?

      – Сегодня большой вечер китайских теней у принцессы Пармской, – говорил лакей, – но мы не поедем – с пятичасовым поездом барыня едет в Шантийи[22] к герцогу Омальскому и пробудет у него два дня, а с ней едут горничная и камердинер. Я остаюсь. Принцесса Пармская[23] будет обижена – она раза четыре, как не больше, писала герцогине.

      – Так вы в этом году не поедете в замок Германт?

      – Первый год мы туда не едем: из-за ревматизма герцога; доктор запретил ему ехать, пока там не проведут калориферного отопления, а прежде мы там каждый год жили до января. Если отопления не устроят, барыня, может быть, съездит на несколько дней в Канн к герцогине де Гиз, но это еще окончательно не решено.

      – А в театре вы бываете?

      – Бываем иногда в Опере, раз в неделю – по абонементу принцессы Пармской; там, говорят, очень шикарно: пьесы, оперы, все, что угодно. Герцогиня не пожелала взять абонемент, но мы все-таки бываем в ложе то у одной ее приятельницы, то у другой, то в бенуаре у принцессы Германтской, жены двоюродного брата герцога. Это сестра герцога Баварского… Значит, стоит вам только подняться – и вы у себя, – менял разговор лакей, для которого, хотя он и отождествлял себя с Германтами, были, однако, господа вообще, понятие политическое, позволявшее ему относиться к Франсуазе с таким почтением, как будто она служила у герцогини. – Вид у вас очень здоровый, сударыня.

      – Если б не проклятые ноги! На равнине еще сносно (“на равнине” означало: во дворе, на таких улицах, где Франсуаза гуляла с удовольствием, словом, на ровном месте), но ох уж эти чертовы лестницы! До свиданья, сударь, может, еще увидимся вечерком.

      Особенно ей полюбились беседы с лакеем после того, как она от него узнала, что сыновья герцогов часто носят титул принца и сохраняют его до смерти отца. Культ знати, смешанный и уживающийся с духом возмущения ею, возросший на господской земле, видимо, еще очень силен во французском народе. Франсуазе можно было говорить о гении Наполеона или о беспроволочном телеграфе, и это не привлекло бы ее внимания и нисколько не замедлило бы ее движений, если она в это время выгребала из камина золу или накрывала на стол, но когда она узнавала такого рода подробности или когда ей сообщали, что младшего сына герцога Германтского обыкновенно называют принцем Олеронским,[24] она восклицала: “Ах, как хорошо!” – и замирала от восхищения, словно перед церковным витражем.

      Еще Франсуаза узнала от камердинера принца Агригентского,[25] часто приносившего письма герцогине и благодаря этому завязавшего с Франсуазой знакомство, что в высшем обществе много толков о предстоящей женитьбе маркиза де Сен-Лу на мадмуазель д’Амбрезак[26] и что это дело почти решенное.

      Вилла и ложа бенуара, куда герцогиня Германтская вливала свою жизнь, казались

22

Шантийи – городок под Парижем с роскошным замком (начал строиться в XIV в.). Замок долгое время принадлежал семейству Конде. В 1830 г. замок перешел во владение герцога Омальского (см. ниже), который разместил там свои обширнейшие коллекции картин, рукописей и т. д., для чего в 1875–1882 гг. замок был сильно перестроен. В 1886 г. коллекции были завещаны владельцем Институту (объединение пяти французских академий).

23

Принцесса Пармская – вымышленный персонаж, часто фигурирующий на страницах романов Пруста. Писатель упоминает в своих книгах многие старинные феодальные роды, когда-то возглавлявшие мелкие герцогства и княжества, и по их “модели” придумывает роды, в действительности не существовавшие.

24

Принц Олеронский. – В романах Пруста этот титул носила младшая ветвь семейства Германтов.

25

Принц Агригентский. – Этот персонаж играет заметную роль в повествовании Пруста. В действительности такого феодального рода и соответствующего феода (на Сицилии) не существовало.

26

Мадмуазель д’Амбрезак. – О помолвке Сен-Лу с мадмуазель д’Амбрезак рассказывается во второй части романа “Под сенью девушек в цвету”.