Дорога долгая легка… (сборник). Борис Носик

с его обидой на несправедливость судьбы.

      Вечером, в постели, чувствуя его молчаливое неодобрение, Ив продолжила рассказ о своих богах и героях. Это были «черные пантеры» и Бобби Сил. Они разъезжали в машине, полной оружия: американские законы разрешали им ездить во всеоружии, просто так, на всякий случай… Полицейская патрульная машина ездила по пятам. Это было ужасно для прогрессивного Бобби и его друзей. Тогда они стали сами гоняться за полицейской машиной. Они ведь были во всеоружии… Каково?

      Зенкович гукнул в подушку, издав звук, который при ее известной сговорчивости мог означать, что она его развеселила, что он в таком же восторге, как и она сама. Ив так и восприняла его странный звук, потому что ей не терпелось рассказать еще и про Пэт Херст, наследницу тех самых Херстов, у которых пресса и миллионы. Зенкович все еще думал о бедных полицейских, которым пришлось все дежурство дрожать за жизнь: они-то ведь были просто на работе… Зенкович был воспитан на презрении и ненависти к американской полиции: к этому приучали его лучшие американские кинорежиссеры и писатели. Сейчас, пожалев бедолаг-полицаев, он отдал свое внимание крошке-миллионерше. Ее похитили, старомодный киднеп. Пока папа готовил полмиллиарда или еще сколько-то ихних денег, крошка вступила в шайку, ее похитившую. Ее засняли при ограблении банка. Такова была неотразимость современного бандитизма, вероятно прикрашенного к тому же какой-нибудь ультралевой политической программой. Смешно, что очкастый еврей-догматик Лева Троцкий в таком ходу у всех этих автоматчиков, подумал Зенкович. А может быть, и не смешно. Он все-таки был сторонник всяческих стрельб. Интересно, умел ли он сам стрелять или все это было просто вытеснением комплексов у бедного шлимазла?..

      – Ты меня слушаешь? – спросила Ив.

      Глаза ее сияли. Проказливая улыбка играла на губах. О чем она говорила? Ну да, об успешном угоне. О Пэт Херст, черт, но отчего же ее так жалко, так жалко их, бедных идиотов?

      – Иди сюда, террористка, – сказал Зенкович. – Иди сюда, половая террористка…

* * *

      – Не спорить же мне с ней опять про эти гадости террора, – сказал мягкий Зенкович строгому Зенковичу.

      – Ну а потом, когда этот аргумент у вас ослабеет и вы станете слишком старый для этих игр, Сема? – строго спросил рассудительный Зенкович.

      – Не знаю. Таки не знаю, – сказал мягкий Зенкович. – А вы знаете?

      – Нет. Но не мешало бы знать в вашем возрасте…

      – У тебя красивый зад, – прошептала Ив. – И красивый член.

      – Ну разве она не прелесть, – сказал мягкий Зенкович, становясь твердым.

      – Да. Но возможно, что она просто знает, как нужно говорить в этих случаях. Не такая уж большая наука… – пробормотал строгий Зенкович и заметил, что сбивается, теряет дыхание. Он понял, что сейчас не его время.

      Глава 3

      Приближалось Рождество. Христианский мир был охвачен рождественским ажиотажем. На сей раз эти треволнения, в прежние времена возникавшие далеко от