В «игру» вступает дублер. Идиллия Дедусенко

поиски на не существующую подрывную группу партизанского характера.

      – Как?

      – Я выясню, где разместится штаб армии, а он, скорее всего, будет в центре, и ровно через пять дней в десять вечера дам с этого места зелёную ракету как ориентир для бомбардировщика. Немцы всполошатся и в чём-то раскроются. Мне важно понаблюдать, как они себя поведут.

      – Это верно, но для вас большой риск.

      – Не беспокойтесь. Я уже кое-что обдумал, изучил центр города, улицы, примыкающие к лесу, да и по лесу прогулялся. Пяти дней для тщательной проработки мне хватит.

      – Ну что же, если центр в курсе, то договорились. О результатах бомбёжки потом сообщите по радиосвязи. Это и будет первый сеанс. А, вот и приехали. Хорошо, что день ненастный, людей около леса не видно. Впрочем, с тех пор, как началась война, здесь стало безлюдно. Давайте поторопимся, у меня время на исходе. А вон и Петрович на крыльцо вышел.

      – Вы только познакомьте нас. Я останусь, а вы можете ехать обратно.

      Вот там, у Петровича, они и расстались. Валентин не раз вспоминал эти последние мгновения, когда Зигфрид, вдруг став необыкновенно серьёзным, крепко сжал его руку и проникновенно сказал:

      – До встречи, брат!

      В положенный день и час вылетел бомбардировщик. Увидев зелёную ракету, лётчик сбросил груз и благополучно вернулся. А потом в разведгруппе напрасно ждали радиосообщения. Зигфрид не вышел на связь ни во вторник, ни в среду, ни в четверг. Не было вестей и от Морозова. Да и как им быть, если он не знает ни Анны, ни пароля к ней? Да-а-а, тут они перестарались с конспирацией.

      Решено было переправить через линию фронта за информацией о разведчиках Колю Чернова – кроме Игнатова, только он один знал о явке номер два и был знаком с Петровичем. Но в ту ночь оборона у немцев была настолько плотной, что не сумели найти «окошко». Несколько часов длился артиллерийский и пулемётный огонь на большом протяжении. Пришлось вернуться, так как риск в данном случае не был оправдан.

      Игнатов стянул мокрые сапоги и, укрывшись шинелью, прилёг на диване, специально поставленном в этом кабинете, чтобы оперативники, возвращаясь с заданий, могли отдохнуть. Думал, что уснёт сразу, – так устал. Но сон не шёл, не давали мысли о Зигфриде. По пути в кабинет он зашёл к радисту, поинтересовался, нет ли от него вестей. Нет. Эфир молчал.

      Майор услышал в коридоре голоса. Ему показалось, что он узнал голос Виталия Ивановича, который у кого-то спрашивал о нём. Валентин вскочил и стал с трудом натягивать сырые сапоги. Едва управился, как в кабинет вошёл генерал. Он старался соблюдать субординацию, но если сам пришёл к сотруднику, значит, произошло нечто чрезвычайное.

      Игнатов быстро одёрнул гимнастёрку и хотел доложиться генералу по всей форме, но Панов остановил его жестом. В глазах Виталия Ивановича суетились быстрые искорки. Генерал достал из кармана кителя аккуратно сложенную бумагу, положил на стол перед майором:

      – Читайте.

      Бумага имела гриф «Совершенно