Кругом слоны, Миша. Константин Смелый

он взлетел с табурета и завис над ней.

      Она мотнула головой, краснея. Вспомнила о руках и замахала ими перед Мишиным лицом.

      – Ммм! Мм-мм!

      – Не больно?.. Ну… – он шлёпнулся обратно. – Ну… Смотрите…

      Он не мог сразу вынуть вату и фиксаторы. Ещё минуту хотя бы. Две минуты, в идеале.

      Мише тогда не очень верилось, что подобные минуты входят в его обязанности. Березина, конечно, объяснила бы, как он неправ, но Березина – это после или вообще сослагательно, а женщина плакала прямо сейчас, прямо здесь, и не оттого, что больно. Он не знал, куда себя деть, кроме двери, в которую тут же удрал, решительным шагом. Чтобы лично отнести платёжку девушкам в регистратуре.

      Девушки посмотрели на него, как на припадочного.

      – А что с пациентом?

      – Пациентка вспомнила, что бумажник забыла дома, – соврал Миша с разбега. – … Что вы глаза закатываете? Неловко человеку, понимаете? Не пробовали себя ставить? на место другого? никогда? Вот и я про то же. А туда же – с людьми они хотят работать… Лицо клиники… Похихикаете ещё, может? А?

      Мир, где пациентки плакали, а на язык вечно лезло враньё, бесил его. Девушки, представлявшие мир, хлопали ресницами. У младшей мокро блестели глаза.

      – Михал Викторович, мы… – оправилась от шока старшая. – Извините…

      – Мы же ничего не сказали даже… – шепнула младшая.

      Миша отвернулся, чувствуя жар в ушах.

      – Я внесу за неё деньги, когда уходить буду, – бросил он напоследок.

      Обратно в кабинет вошёл на ватных ногах. Лидочка так и не вернулась. Сколько её уже не было? Пять минут? Шесть? Где её носит? Стараясь не видеть глаз пациентки, Миша вынул всё из её рта. Потянулся за полоской.

      – …Сожмите зубы аккуратно. Не мешает? ничего? Щас попрошу вас бумажку покусать легонечко. Посмотрим, как…

      – Извините меня, – перебила женщина в кресле. – Я не слишком вас перепугала, надеюсь. Больно совсем не было. Правда. У меня полоса дурацкая в жизни просто. А тут сижу – и сообразила ещё, что кошелёк дома забыла. Только мелочь в карманах, больше ничего с собой. И – как последняя капля, знаете. Так отвратно стало…

      Полсекунды спустя он начал её любить. Сначала – с 8-го по 10-е октября – он любил её за свою эйфорию (облегчения) и азарт (первооткрывателя: если не считать диагностику пульпита, Миша прежде не замечал за собой никакой интуиции). Вероятно, уже тогда он отчасти любил её и за голос – прозрачный, чёткий голос, которым она, среди прочего, поклялась занести деньги в четверг, а он сказал, что в этот четверг не работает, и она предложила подъехать с деньгами – «куда вам удобно», и удобно вдруг оказалось у «Спортивной», в полгороде от дома.

      Он заметил её издалека, как только проехал переулок у собора. Она сутулилась под вялым дождём на самом краю тротуара. На ней был декоративный плащ. Зачем-то женщины в России покупали эти куцые плащики. Миша притормозил вплотную к поребрику. Изогнулся, чтобы открыть дверь:

      – Запрыгивайте скорей.