Павел Первый. Николай Энгельгардт

труд словами остроумного автора «Chronique du régne de Charles IX», которого так любил Пушкин и отрывок из довольно неучтивой пикировки которого с читателем мы поставили эпиграфом этого предисловия: «Je venais de lire un assez grand nombre de mémoires… J'аi voulu faire un extrait de mes lectures, et cet extrait, le voici», – то есть: «я прочел довольно большое число воспоминаний… Я задумал составить экстракт из прочитанного мною: и этот экстракт перед вами».

      Николай Энгельгардт

      19 октября 1906 г.

      ЧАСТЬ 1

      Que de choses dans un menuet

      Recommencez votre révérence,

      et que vos titres de noblesse vous

      accompagnent dans vos moindres

      actions, madame!

Marcel, danseur (mort en 1759)

      …Тут тихо, тихо, словно из далека,

      Послышался старинный менуэт:

      Под говор струй так шелестит осока,

      Или, когда вечерний меркнет свет,

      Хрущи, кружась над липами высоко,

      Поют весне немолчный свой привет,

      И чудятся нам в шуме их полета

      И вьолончеля звуки и фагота.

      И вот, держася за руки едва,

      В приличном друг от друга расстояньи,

      Под музыку мы двинулись…

Гр. А.К. Толстой. Портрет

      I

      СТАРАЯ ФАВОРИТКА И «БРИЛЛИАНТОВЫЙ» КНЯЗЬ

      – Ах, дорогой князь, не говорите мне ничего в пользу вашего друга. Я могу чувствовать наклонность только к благородному сердцу, и все поступки, ему чуждые, внушают мне неодолимое отвращение!

      Фрейлина Екатерина Ивановна Нелидова сказала эти слова давнему приятелю, «бриллиантовому» князю Александру Борисовичу Куракину.

      Они сидели в небольшой гостиной покоев верхнего этажа Смольного монастыря, куда уже не раз удалялась от двора Екатерина Ивановна, теперь, видимо, навсегда утратившая фавор. Император Павел Петрович был увлечен новой привязанностью.

      Окно было открыто. Жаркий июльский день только еще начинался. Свежее дыхание вод и растений увлажняло воздух. Испещренный цветами зеленый ковер муравы спускался с прихотливой сетью узких дорожек от самых стен белого квадратного здания до Невы. Посредине луга помещались мраморные солнечные часы и прелестная группа: Амур, с крылышками бабочки, как бы летящий за тенью квадранта, но связанный по рукам и ногам цепями, конец которых держит Разум. На часах была надпись: «L'amour réduit à la raison».

      – Вы знаете нашего друга, – мягко возразил князь Куракин, – вы знаете, что когда новое чувство овладевает его сердцем, оно вместе с тем господствует над всеми его помыслами. Тогда все то, что раньше имело для него значение, все, что было для него полезно, дорого, приятно, перестает существовать для него. Но и новое – стареется. Время излечит нашего друга от увлечения, и основные чувства возьмут верх. Но только о том говорю, дорогая, что вы имеете еще достаточно власти над императором, чтобы смягчить опалу, постигающую ваших друзей. Душа у него прекраснейшая, честнейшая, великодушная и невиннейшая, знающая зло лишь с дурной стороны!

      – Сердце! – с горестной восторженностью